На заре земли русской

– Князь Всеслав отец мой, другого я и не знал никогда, – Димитрий поспешно вышел. Даже если он и считал Всеслава отцом, он никогда не называл его так, да и другим доселе ему не приходилось говорить этого, но что оставалось делать?..

Когда солнце поднялось и пролилось золотом на верхушки деревьев, он собрался в путь. Давешнее приключение весьма удивило его, ведь с ним не только не расправились, но и предложили кров и вернули важные письма. С атаманом Димитрий распрощался почти что другом.

– Где ж искать тебя, Стемид Афанасьич? – спросил он, отвечая на сильное рукопожатие Сокола.

– Ищи ветра в поле, сокола в небесах, – усмехнулся Стёмка, хлопнув юношу по плечу. – Мы люди вольные, приказов не слушаемся. Ну, бывай здрав.

Тихонько насвистывая, Сокол заложил ладони за пояс, развернулся и исчез среди деревьев. Проводив его взглядом, Димитрий пришпорил коня.

После ночной грозы день выдался хороший, солнечный. Последние остатки грязного снега сбивались в маленькие сугробы, прятались в тени деревьев, но и там их доставали тёплые лучи солнца. Мелкие речушки приходилось переходить вброд, но мелкое место не везде можно было найти, и вскоре в сапоги Димитрия набралась холодная вода. За четыре восхода и заката не одну сотню вёрст оставил он позади, пока не показалась знакомая земля полоцкая. Берега Двины-реки немного размыло после того, как с них сходил снег, а льда, сковывавшего водную гладь, более не было. Спрыгнув с коня, Димитрий на бегу развязал пояс, скинул рубаху и бросился в реку.

После суровой зимы вода ещё не прогрелась, и холод быстро выгнал юношу обратно. Замёрзшие пальцы плохо слушались, из-за этого Димитрий долго возился со скользким поясом, а после не мог держать крепко поводья. Растирая ладони и согревая их дыханием, он радовался возвращению, даже помахал рукой безмолвной златоглавой Софии Полоцкой. У самых городских ворот спешился, придержал усталого коня, склонил голову перед стражей. Один из стражников узнал его, поклонился в ответ.

– Долго же ты не был дома! – воскликнул он, сделав знак своему товарищу, чтобы тот пропустил юношу.

– В Киев стольный ездил, – улыбнулся Димитрий и вошёл в город.

За время его отсутствия ничего не поменялось. Всё такие же тихие чистые улочки, яркие наличники изб, вокруг дворов, что побогаче – высокие частоколы. А вот и дом Златы… В надежде застать девушку у себя, Димитрий несколько раз постучался. Сначала ответом ему был лишь звонкий лай пса, а спустя минуту-другую послышались шаги.

– Угомонись, чёрт тебя побери! – раздался женский голос. Ворота отворились, и перед Димитрием появилась Дарина, прислуга. Она была молода, немногим старше Златы. По всему её открытому, чуть кругловатому лицу были рассыпаны мелкие золотистые веснушки, зелёные глаза смотрели обыкновенно с хитринкой, но сейчас в них пряталась грусть, и уголки пухлых губ были опущены. Дарина была явно чем-то опечалена.

– Что ты так грустна, Дарина, аль случилось что? – спросил Димитрий. Дарина покачала головой и чуть не расплакалась.

– И зачем ты не пришёл ранее! – вздохнула она. – Боярин-то дочку против воли её обвенчать собирается с княжичем молодым. Авось ты бы и поговорил с ним, он тебя уважает, послушал бы… Всю ночь слёзы лила, никак не могла успокоить её, а утром вот, гляди ты, косу свою отрезала, чтоб обряд не свершился…

Дарина всхлипнула и вытерла покрасневшие глаза ладонью. Димитрий поражённо молчал. Вот тебе и не изменилось ничего… Известно дело, Изяслав послал сына своего старшего, Мстислава, наместником в Полоцк, и тот, познакомившись с Златой и узнав её ближе, влюбился. Воле княжеского сына не откажешь, тем более – своенравному Мстиславу. Димитрий лихорадочно соображал, что можно было бы ещё сделать, как сберечь Злату от него, но в голову совершенно ничего не приходило. Да и поздно уже было наверняка.

– Куда ушли они? – спросил юноша Дарину, всё ещё стоявшую подле калитки. – И давно ли?

– Да вот только, – ответила девушка немного удивлённо. – В соборе Софии Святой сговор, так Мстислав захотел. Что ж ты делать будешь теперь?

– Не знаю, – пробормотал Димитрий.

Дарина молча опустила голову. Юноша побежал в сторону храма, молясь про себя, чтобы не опоздать.

В храм вошёл он через чёрный ход, как когда-то в Киеве с Богданом. Отец Филипп неторопливо ходил из угла в угол, о чём-то размышляя и ожидая кого-то. Димитрий подошёл к нему и поклонился в пояс в знак приветствия. Церковник был несказанно удивлён его неожиданному появлению.

– Позволь мне остаться, святой отец, – молвил Димитрий, заглядывая тому в лицо с готовностью найти неодобрение. Но отец Филипп, вопреки ожиданиям, лишь улыбнулся одними глазами, что, верно, должно было означать разрешение.

– Я знаю, зачем ты здесь, – священник положил руку на плечо юноше, и рука его была тяжёлой. – На всё воля Божья, но сестра твоя названая не станет женою Мстислава. Я сделаю всё, чтобы не стала.

– Как же?

– Никто, кроме меня да её самой, не ведает, что она православная, – отвечал Филипп. – Княжичу об этом и подавно неизвестно. Ежели утаить от него это, он не станет со Златой венчаться.