На заре земли русской

– Но ведь это ложь, – изумился Димитрий. Отец Филипп пожал плечами.

– Всякая ложь имеет долю правды…

– Тебе виднее, святой отец, – вздохнул юноша. Он очень стосковался по Злате, очень хотел увидеться с ней, но из-за сложившейся ситуации у него не было возможности. Ещё раз поблагодарив Филиппа, он отошёл за одну из колонн прямо напротив алтаря, так, чтобы было видно всё происходящее.

Сговор проходил в храме. Отец Филипп привычно стоял у алтаря, и на груди его поблёскивал тяжёлый золотой крест. Пришедший вскоре после Димитрия Мстислав Изяславич стоял подле него и то и дело с нетерпением поглядывал на двери. Юноша с нескрываемым любопытством изучал его, заранее ненавидя. Злата вскоре вошла в сопровождении торжественно-сурового отца. Смертельная бледность сделала её милую красоту какой-то холодной, будто неживой. Не поднимая головы, девушка медленно подошла к церковнику и княжичу. Жалела она о том, что не успела поговорить ещё раз с отцом Филиппом, о том, что нет у неё выхода.

– Я ведь сказывал, душа моя, что на роду нам написано быть вместе, – произнёс Мстислав, взяв руку Златы и касаясь губами её пальцев. Ладони девушки были холодны, точно лёд, она сама была близка к тому, чтобы лишиться чувств. Когда по напоминанию отца она, не проронив ни слова, сняла платок, все, кто стоял подле, ахнули. Мстислав поражённо смотрел на остриженные волосы девушки, которых не хватало на длинное красивое плетение.

– Ладно… Бог с ней, с косой, – вымолвил он наконец, видя всеобщее смущение и отпуская руку Златы. Обычай не был исполнен – дурной знак.

– Ведомо ли тебе, Мстислав Изяславич, что неверующая она? – спросил вдруг Филипп, сохраняя совершенное спокойствие. Сказав так, он перевёл взгляд на удивлённую Злату и едва заметно кивнул ей, давая понять, что так нужно. На мгновение встретившись с его тёплым взглядом, она вновь опустила глаза. Мстислав поражённо молчал. Димитрий внутренне содрогнулся – то ли от холода колонны, к которой прислонился спиной, то ли от волнения, и ждал, что он сейчас откажется от брака, скажет, что не станет жить с девушкой иной веры...

– Вот как, святой отец, – наконец протянул Мстислав, чуть отступая от алтаря. В храме повисла напряжённая тишина. Димитрию показалось, что он даже перестал дышать. В голосе княжича послышалась усмешка. – А мне показалось, что она крестик православный носит, али я неправ?

Из складок плаща появилась рука Мстислава. Он раскрыл ладонь – Димитрий пригляделся, немного высунувшись из своего укрытия – на ней лежал маленький серебряный крестик на порванной чёрной нити, тот самый, который княжич так и не вернул девушке. В глазах у Златы потемнело, она почувствовала, как сердце быстро забилось. Чьи-то сильные руки успели подхватить её в последний момент.

Придя в себя, Злата обнаружила, что лежит в своей горнице. Дневной свет неприятно бил в глаза, и девушка прикрыла их. Неожиданно внимание её привлекли голоса, один из которых принадлежал Дарине, а другой – Мстиславу, последнему человеку, которого она хотела бы сейчас видеть. Несмотря на протесты Дарины, Мстислав вошёл и плотно притворил за собою дверь. Злата сомкнула веки, притворившись спящей, но он догадался. Неторопливо подошёл, опустился на край её постели и взял прохладную руку девушки в свою. Сопротивляться не было сил, перед глазами Златы всё ещё стояла темнота.

– Солнышко моё, душа моя, – ласково, с заискивающими нотками в голосе начал молодой княжич, поглаживая ладонь девушки. – Мне всё равно, православная ли ты, поганому ли молишься, – да вот теперь я не поверю ни за что, что ему!

– Не гневи Бога, не надо, – прошептала Злата, осторожно высвобождая руку. – Не быть мне твоею. Воротится князь Всеслав, дождусь я его.

– Так вот кто люб тебе, – тихо промолвил Мстислав, поднимаясь. Злата поднялась вслед за ним, не желая казаться беспомощной и слабой. А он, казалось, готов, подобно Перуну, метать громы и молнии. Девушка, догадавшаяся, что раскрыла тайну свою, выглядела смущённой, но Мстислав этого не замечал. Гнев полыхал в нём ярким пламенем, заглушая все остальные чувства. Он прошёлся от постели до красного угла и обратно, бормоча проклятия, и внезапно остановился, почти совершенно успокоившийся. Встал посреди горницы, скрестив руки на груди.

– Не воротится твой князь, – сказал он уже гораздо тише, исподлобья поглядев на Злату.

– Это ещё почему? – тонкие тёмные бровки девушки сошлись у переносицы, отчего взгляд карих глаз, тёплый, бархатный, вмиг стал пристально-холодным.

– Погиб он, – совсем уж тихо бросил Мстислав.

Испуганный вскрик сорвался с уст Златы. Обернувшись к ней, Мстислав увидел, что она побелела, как полотно, страх зажёгся в глубине тёмных глаз.

– Скажи, что солгал ты, – едва слышно произнесла Злата, привычно поднесла руки к груди, но, не найдя крестика, просто сжала их замком перед собою. – Ведь все бы проведали о том!

– Да кому это надо? – зло выплюнул княжич, сощурившись. – Кто бы узнал? Батька твой? Так за меня он. Сотник ваш, Радомир? Меж двух сторон мечется, что заяц загнанный, не знает, кому крест целовать. Кто?