Nabat_1

«В самом нижнем ярусе те, кто способствовал подлым», — вспомнил Судских Тишку-ангела. Он не различал их, не знал прежде, может, некоторых. В жизни они промелькнули и за­былись живущими, хотя от них во многом зависела жизнь людская. Они обвешивали мыслящих, подкручивая весы Фемиды, сладко ели и пили, переводя добро в дерьмо, не за­ботясь о наследии, плодя себе подобных, кичливых от нали­чия для них созданного болотца. Они были ничем и всем одновременно, скрепленные диффузийными связями, мешая сильным выбираться наверх. Они застолбили себе места на престижных кладбищах, и все равно их не хотели знать жи­вущие.

«Что же такое жизнь? — отвлекал себя от гнетущих кар­тин яруса Судских. — Ради чего она дается, и нужно ли свер­шать, осиливать бытие, поднимаясь над себе подобными?»

— Таков закон вечности, — услышал он голос, не при­надлежащий архангелу Михаилу.

«А если я не хочу жить в болотце, значит, я другое существо из другой среды, где чище и просторней?»

— Вот-вот, — прозвучал тот же голос с усмешкой в лад мыслям.

«Выходит, Всевышний создает нас в болоте и хочет, что­бы мы самостоятельно выбирались из него?»

— Эволюция мироздания, — подытожил прежний голос. — Выживают сильнейшие, осваивая новую среду.

«Выходит, Адам...» — блеснула догадка в голове Суд­ских. Кстати, стало светлеть впереди: архангел Михаил вел его наверх.

17-Набат

— Про Адама не надо, — остановил его тот же голос, но Судских не внял предостережениям, вспомнился старый спор с Гришей Лаптевым по поводу библейского происхождения человека: «Не так все было, читайте Библию внимательней! Сначала Бог создал людей в последний день своего бдения, сказал им: плодитесь и размножайтесь. Потом он лег отды­хать и, выспавшись, взялся творить Адама, а позже Еву. Была попытка создать пару чистых и... не получилось».

— Не твое дело, — пророкотал прежний голос. — По­смотрю, как ты справишься со своим. Считай, доверяю тебе создать чистых.

Усмешка при этих словах была ощутимой и язвительной.

— Пошли отсюда, — буркнул архангел Михаил. — Пока­жу тебе сильных.

В новом ярусе, наполненном голубоватым свечением, фи­гуры двигались неторопливо, естественно или сидели в сте­пенных позах, занятые самими собой. Никто ничего не готовил на примусках и спиртовках. Судских уже обратил внимание, что в каждом ярусе фигуры и тени живут отдель­ными жизнями, даже сталкиваясь или сплетаясь, они двига­лись куда-то без цели, не замечали преград, в голубоватом ярусе перемещения были наполнены степенством, заранее предупреждались столкновения.

Никого из увиденных Судских не признал. Какой-то пле­чистый мужик в крестьянской поддеве показался знакомым, но смутно.

— Ты спрашивай, здесь можно, — подбодрил архангел.

— Кто эти люди? — тотчас слетело с языка Судских.

— Видишь как? — без веселости улыбнулся Михаил. — Слона и не приметил... Я специально привел тебя сюда, что­бы вспомнил ты, кому обязан родом. Тот простоватый в под­деве — Минин.

— А Пожарский? — спросил Судских, привыкший соче­тать эту пару в целое.

— Здесь чистые души, соль земли. Пожарский — князь, он в другом ярусе, он венчал дело. Это разные вещи. Все­

вышний распорядился дать ему другую жизнь. Если сможет, очистится.

— А это кто с бородищей?

— По сану борода, — подчеркнул архангел. — Ослябя. Вопреки обету взял меч на Куликовском поле, не убоялся гнева Всевышнего ради Отечества. Всевышний отпустил ему грех.

— Здесь, однако, воители собраны?

— Догадливый, — похвалил архангел. — Только не со­всем. Здесь ратиане, кто в неровный час ремесло на меч ме­няет. А Пифагора здесь нет потому, что он не защитил своего ремесла, хотя Всевышний даровал ему ярус просветленных. Нет и братьев Ползуновых потому, что задумку с паровой машиной воплотили, а грамоте учиться не захотели, уповали на одну милость Всевышнего. Вот российский паровоз поз­же других и прибыл.

— А чем лучше этот ярус, чем для просветленных?

— Живые они. Только забытые. Вспомнят о них, вернут­ся снова на землю и пользы принесут много.

— А христоносная душа, почему ее здесь нет?

Архангел Михаил глянул на Судских из-за плеча, усмех­нувшись:

— Тебя здесь тоже никогда не будет. Кесари с самой чис­той душой сюда не вхожи. Здесь только жившие в простоте помыслов, без лукавства, а восхождение в помыслах — лу­кавство. Но не грех.

— А я с чего лукавый? — слегка обиделся Судских.

Михаил явственно ухмыльнулся:

— Ты еще никакой. Отмеченный печатью Всевышнего, и только. А что из тебя получится, сам пекарь. Тайну моего ключа и меча знаешь, а умудришься щитом моим прикрыть чистые души, быть тебе моим соратником.

— Вот даже как... — непонятно расстроился Судских. — А мне хотелось прожить спокойную жизнь.

17*

— Всем хотелось. Я в архангелы не с дружеского пира попал.

515