Набег язычества на рубеже веков

Мы не могли не коснуться политики. Сергей не принимал ни левых, ни правых; в «межвременье» он увидел свой шанс свободно действовать и мыслить, утверждать не завтра, а сегодня свои моральные и эстетические идеалы, светить свою «свечу на ветру». Будучи ещё большим романтиком, чем мой собеседник, я склонялась к мысли о том, что путем эволюции, постепенного реформирования общества, а не путем разрушения, взрыва, путча, запрета можно было достичь более приемлемого результата, чем тот, к чему мы пришли теперь, – без катастрофического откатывания назад, в средневековье. В конце концов, мы сошлись на том, что всё-таки есть надежда; гуманистические традиции в славянском мире достаточно прочны; возможно, это последний островок гуманной человеческой культуры, который мы должны защищать от современного варварского прагматизма, от западного глобализма, американизма. Надеждой были проникнуты и чудесные лирические стихотворения Ларисы – о природе, о красоте жизни – которые она вдохновенно читала в тот вечер. Сергей слушал внимательно, с одобрительной улыбкой.

Разошлись поздно вечером. А ночью разразилась гроза. Со стороны озера, где поселилась я, был слышен только грохот моря; а с противоположной стороны, как рассказал Сергей, открылась захватывающая картина: молнии, раскалывающие небо, отражались в воде, и казалось, что они поднимаются в небеса со дна моря.

Утро следующего дня было дождливым. Бураго уехали в Севастополь. Поездка оказалась не очень удачной. Музеи, которые они надеялись посетить, не работали. Море после дождя разбушевалось; волна достигала трех-четырех баллов.

Непогода на несколько дней привязала нас к пансионату, зато подарила возможность засесть за книги. Сергей дал мне почитать последний (1997 г.) номер журнала «Collegium». Листая его страницы, я лишний раз убедилась в том, что “воспламенённость” души его редактора отражается и на содержании журнала; не было ни одного дежурного материала – всё интересно, всё брало за живое. Пожалуй, только поэзия, за редким исключением, была слишком гладкой, слишком литературной – ну, да это «гандж» многих русских журналов на Украине; отсутствие естественной среды порождает неестественность тона. Целый вечер посвятила чтению статьи самого Сергея Бураго «Страница русской жизни (Александр Блок и Леонид Семёнов)», статьи замечательной глубоким знанием судеб русской интеллигенции (Леонид Семёнов-Тян-Шанский) эпохи начала XX века. Невольно хотелось сопоставить социальные и нравственные искания «правдолюбов» того и нынешнего времени: путь от символизма к социал-демократии, и дальше – к толстовству, уход в народ. Сегодня такой исход совершенно невозможен.

В целом Сергей Бураго сделал немало для развития блоковедения на Украине. Речь идёт не только о его кандидатский диссертации, но и о том, что почти в каждый номер «Collegium’а» он старался поместить материалы о Блоке, привлечь к журналу людей, занимающихся творчеством А. Блока. В последний номер вошла целая серия таких материалов, в том числе статьи Л. Долгополова о поэме «Двенадцать», Д. Магомедовой «Блок и гностики», И. Искрижицкой «Категория памяти в литературе русского символизма». Отдельный раздел составили статьи по истории искусства (о Богомазове, Кандинском). Особую привлекательность придавал журналу мемуарный жанр; мне показались замечательно интересными воспоминания С. Прахова о встречах с Горьким, о его жизни на Капри.

Предметом спора стала большая статья акад. Д. Затонского, «Finita la ideologia, или Постмодернизм как зеркало рухнувшей суперсистемы», которая открывала журнал и, следовательно, имела программный характер. Сергей с благоговением относился к этому действительно выдающемуся учёному и не воспринимал моих критических реплик по поводу отдельных положений его работы. Так, в конце упомянутой статьи бегло говорилось об украинском постмодернизме (со ссылкой на Ю. Андруховича и А. Ирванца), в котором учёный увидел новое неидеологизированное искусство, что, по моему мнению, совершенно не соответствовало действительности. В то же время я соглашалась с Сергеем, что статья будит мысль и уже тем интересна.

Море штормило. Но Сергей регулярно купался, а Лариса простудилась на сквозняке и приболела. Моя же попытка искупаться в штормящем море вообще могла закончиться катастрофой, если бы не коллега Оксана и её сын девятилетний Саша, которые вытянули меня на берег. Я очень испугалась и дрожала от холода и страха. И в то же время весело – голова мокрая, я вся в песке.

Только успела переодеться и просушить волосы на солнце, как пришёл Сергей. Волна взбудоражила меня и смыла обычную скованность; может, потому никогда ещё наша беседа не была такой откровенной.