Набег язычества на рубеже веков

Сергей был человеком исключительно тонкой и богатой душевности и отзывчивости, он откликался на каждое доброе слово. Я без всякой лести, искренне похвалила его статью в «Collegium’е» и опубликованную там же статью Л. Долгополова. Сергей встрепенулся. Оказалось, что Л. Долгополов (вместе с А. Чичериным) был оппонентом его кандидатской диссертации. И дальше последовал удивительный рассказ о драматической истории его защиты, причем некоторые сцены Сергей изображал в лицах: о том, как в Киевском педагогическом институте перед самой защитой он пережил конфликт с Марселиной Бойко, очень влиятельной и даже могущественной дамой, женой секретаря ЦК КПУ Лутака. Несмотря на то, что заведовала она только методическим кабинетом, все перед ней трепетали. Жена Лутака не любила поэзию Блока и потребовала, чтобы защиту диссертации отменили, буквально сняли объявление о защите с доски. Сергей обратился за поддержкой к Л. Долгополову, и тот пообещал, что они с А. Чичериным выступят в «Известиях» с репликой, если защита будет сорвана. Защита состоялась; все единогласно проголосовали за присуждение искомой степени диссертанту, но потом в Москве, в ВАКе, организовали отрицательную рецензию. Спас его в Москве всё тот же Л. Долгополов, который вместе с ним пришёл в ВАК. Через неделю назначили перезащиту. И тут с Сергеем чуть не случился конфуз: уже нужно было идти в аудиторию, где заседала комиссия ВАКа, а на него напал истерический хохот: что он должен был доказывать, от кого защищаться?! Но потом успокоился. Поначалу ему показалось, что его снова «валят» (по просьбе научного руководителя Сергея – Нины Евгеньевны Крутиковой – его пытался выручить В. Щербина, но, очевидно, они не поняли друг друга), однако потом укрепился духом и спокойно отвечал на вопросы. Справедливость в конце концов восторжествовала. И всё же какой ценой! Сколько попорчено крови!

Погода не радовала. 10-го июля надвигающийся шторм смёл всех с моря. Волна поднялась до пяти-шести баллов, на несколько километров – жёлтая от взбаламученного песка вода, мусор, как кто-то сказал, «от располовиненного Черноморского флота». Лариса, не пьющая лекарств, продолжала болеть с высокой температурой, а через день свалилась и я. Пришлось отлёживаться в номере. Но когда море наконец успокоилось, пошла на пляж хотя бы погреться на солнышке. Там я нашла Сергея, он принёс лежак и для меня, и мы продолжили наши разговоры.

Снова делились впечатлениями от журнала «Collegium». Мне очень понравилась статья С. Крымского, реабилитирующего разум. Это, возможно, не только на ближнем, но и на дальнем горизонте единственный крупный философ, не впавший в грех мистики, алхимии, экстрасенсомании. В своей статье «Культурноисторический аспект рациональности» С. Крымский говорит, что «при всём нарастании иррациональной стихии в ситуациях разрыва между должным и сущим в современном мире остается весомой и альтернативная, рациональная позиция, утверждающая «созвучие» человека и бытия, возможность подведения их взаимодействия под общие предикаты интеллектуальной размеренности». В процессе культурно-исторического развития «коллизии между направлениями рациональной или нерациональной окраски» возникали и возникают постоянно. «В культурологии, – пишет философ, – они именуются по-разному, от ренессансного различия так называемого сфумато (леонардовского созерцания) и террибилита (отрывочности, напряжённости, драматичности Микеланджело) до так называемого дионисийского и аполлоновского начал. Часто отрицание рациональности… выступает обратной реакцией на успехи науки…Неслучайно именно в эпоху Ренессанса, наряду с прогрессом классического естествознания, расцветают алхимия и астрономия, мистическое гадание на картах, интерес к бесовским игрищам и шабашам ведьм».

И в наше время научно-технический переворот сопровождается различными формами мистики и так называемой «новой мифологии». Философ призывал к более углублённому пониманию рациональности, которая «не сводится к чисто логико-интеллектуальной и научной деятельности, не вытесняет субъекта из рационального взгляда на мир. Обновлённая рациональность наших дней включает проблему человека. Поэтому она уже не может быть синонимом одной лишь научности, логичности и обоснованности». Также и художественная рациональность предполагает не только познание. Искусство, по мнению философа, «может быть проинтерпретировано как рационализация (то есть установление некоторой регулятивной функции, мероопределения и норм) самого духовно-практического освоения мира. Хотя при этом мерами и регулятивами будет выступать уже истина, добро и красота».