— Валерий Сергеевич? Здравствуйте, — поздоровался с мужчиной Безносюк. — Я Александр Петрович. А это Стас, коллега.
Стас протянул мужчине руку. Мужчина посмотрел на Стаса оленьими глазами.
— Здравствуйте. Я брат Антона.
Стас не нашелся что ответить. У входа в церквушку курили два крепких парня из «Ритуала», одетые в брюки без стрелок и черные свободные рубашки.
— Идите, там батюшка уже начинает, — предупредил один из них.
Первой Стас увидел бойкую женщину, торгующую в притворе просвирками, крестиками, свечами и прочими неизвестными Стасу предметами. На стенах теснились иконы, в нос бил запах ладана. В средней части храма, под паникадилом, стоял обитый бархатом гроб. Одна из женщин раздавала свечи. Стас не хотел смотреть на мертвого Антона и обшаривал взглядом иконы, исподтишка изучая стоящих рядом. Раздав свечи, женщина поправила платок. Парнишка уставился в пол. Стас не выдержал и поднял взгляд.
Антон превратился в восковое, будто бы выпотрошенное чучело, набитое соломой и благовониями. Его губы сомкнулись и усохли, запаяв рот навеки. В руки вложили икону. Перед глазами Стаса зарябили кружева покрывала, венчик, саван, у изголовья гроба дрогнули свечи. Стас вспомнил, как Антон впервые знакомился в толк-руме с коллективом и как язычки свечей бликовали в глазах нового директора. Он подумал, что теперь никто никогда не увидит Антоновых глаз, в этом мире их больше не существует. Разве только на фотографиях.
Перед лицом махнули черной тканью, и Стас вынырнул из воспоминаний. Вокруг гроба кружил священник, он читал по книжечке молитвы и потрясал кадилом. Стас не различал слова и не вникал в суть, вместо этого он следил за Безносюком, который держал свечу двумя пальцами и не шевелился. Лишь желваки играли на скулах.
Священник оттараторил несколько молитв, надымил кадилом и ссыпал немного земли Антону на грудь. Стас периодически уходил в себя — нет, сбегал от монотонности происходящего. Он видел, что женщины крестились, но сам не решался; в конце концов, последний раз он крестился в детстве и даже не помнил толком, какого плеча касаться в первую очередь.
— Свечку вон туда поставьте, — шепнула ему одна из женщин.
Священник исчез так же быстро, как и появился. В храм вошли гробовщики и подхватили крышку. Стас сунул свечку в песок.
— Ну, теперь закапывать. Давай за автобусом, — сказал Безносюк, когда они вернулись в машину.
Максим развернулся и поехал следом.
— Придется костюм стирать. — Безносюк обнюхал лацканы. — Поп натряс своим кадилом!
«Странно, что ты при этом не зашипел», — подумал Стас, но, конечно же, не озвучил.
Ехали недолго. В первых рядах кладбища над частоколом плит и крестов возвышались статуи людей, деливших Коммунар-на-Волге в девяностые, затем пошли сектора с памятниками попроще. Стас заметил в окне цыганскую ограду, украшенную фигурками коней. Чуть дальше виднелись пластиковые навесы — там лежали армяне.
Неожиданно перед глазами возникла ржавая цистерна, и машина свернула с асфальта на земляную дорогу. Автобус, за которым плелся BMW, поднял пыль. Стас отвернулся.
— А зачем цистерна? — спросил он Максима.
— Воду для уборки набирать, — опередил водителя Безносюк.
Наконец они припарковались. Стас понял, что его смущало всю дорогу.
— А где венок? — спросил он Безносюка.
— Я его в «газель» отнес, — тут же отозвался Максим.
«Издеваются надо мной, что ли», — подумал Стас, шагая к могиле.
Работники «Ритуала» уже вытащили гроб и поставили его на табуреты.
— Уважаемые прощающиеся, сейчас выстройтесь, пожалуйста, в колонну по одному, подходите по кругу и прощайтесь с усопшим, — объявил один из гробовщиков, стоявший в ногах у покойника. — В гроб можно положить что-то на память. Цветы кладите ниже груди. Желающие могут поцеловать ушедшего в лоб, в венчик — это тканевая повязка. Целовать не обязательно, можете просто попрощаться. Близкие родственники идут последними!
Желая оттянуть момент, Стас встал перед женой брата, но очередь все равно подошла стремительно. Он посмотрел на труп еще раз. Целовать Антона ему не хотелось, цветов он не купил. Стас коснулся гроба пальцами и отошел подальше.
На кладбище ровным счетом ничего не происходило. Даже вороны решили не связываться с надоевшей им церемонией и летали где-то вдалеке — настолько далеко, что до Стаса не доносилось их гарканье.
— Все простились? — спросил гробовщик.
Не услышав ответа, он кивнул бригаде. Гроб закрыли крышкой. Парни привычными движениями вколотили шесть гвоздей, после чего опустили гроб на две скрученные… простыни, что ли, перекинули концы через шеи, приподняли его и стали медленно опускать в могилу.
— Господи, горе-то какое! — неожиданно завопила жена брата и уткнулась тому в плечо.
Брат пошатнулся. Стаса передернуло. Актриса из нее была никудышная. Гроб погружался в могилу. Неожиданно крышка зацепилась за край, и из нее вылетело несколько гвоздей. Все ахнули.
— Не хочет уходить! — воскликнула женщина постарше.
Бригадир отнял у одного из парней конец простыни и подправил гроб.