Набоков и неопределенность. Случай «Истинной жизни Себастьяна Найта»

В «Алисе в Зазеркалье», после того как Алиса пробирается за зеркало, она пугает миниатюрного шахматного Белого короля, подняв его высоко в воздух и опустив на большом расстоянии. Король заявляет, что «никогда в жизни» не забудет «этой ужасной минуты», на что шахматная Королева возражает: «Забудешь, если не запишешь в записную книжку». Когда король собрался писать, Алиса «ухватилась за кончик огромного карандаша, который торчал у Короля за плечом, и начала писать сама». Король потрясен, когда осознает, что «карандаш писал свое» [Кэрролл 1982: 163–164]. Это непреднамеренное соавторство намекает на «ненавязчивый» способ, которым Себастьян помогает В.; Себастьян «завладевает» карандашом В. и заставляет писать «то, что он не собирался» – иносказательный маневр, который больше в духе Себастьяна, чем В.

Выбор слов показывает, что Себастьян помогает В. в работе над текстом, описывающим, как В. путешествовал в поисках Себастьяна. Другие отсылки к произведениям Кэрролла намекают, что тень Себастьяна, возможно, также участвовала и в самом путешествии. Во время встречи В. с другом Себастьяна, источником информации о студенческих временах в Тринити-колледже, В. замечает, что «дух Себастьяна, казалось, трепещет в такт пламени, играющему на латунных шарах плиты у камина» [Набоков 2014: 65]. Информатор начинает гладить «мягкую голубоватую кошку с селадоновыми глазами, возникшую из пустоты» [Набоков 2014: 68]. В тот самый миг, когда он собирается поведать В. о последнем годе учебы Себастьяна в Кембридже, кошка отвлекает его: «Не пойму, что это с кошкой – молока не хочет знать» [Набоков 2014: 71].

«Голубой» здесь относится к серо-голубому окрасу, который характерен для двух пород кошек: русской голубой и британской короткошерстной (голубой). Первая родом из России, была завезена в Англию на русских судах, которые шли из Архангельска[88]. История этой породы отражает траекторию пути Себастьяна (и самого Набокова) из России в Англию. Русские моряки завезли ее в Англию в 1860-е годы, и когда в 1875-м она была официально зарегистрирована, то ее представителей показывали на выставке в лондонском Хрустальном дворце как «архангельскую кошку». У кошек этой породы глаза яркого цвета морской волны, то есть селадоновые[89].

Вторая порода с голубым окрасом, британская короткошерстная кошка, – это потомок кошек, которые жили в Англии в римскую эпоху, а впоследствии скрестились с местными породами[90]. Британские голубые кошки более плотного телосложения, чем русские, и у них круглые щекастые мордочки, благодаря которым кажется, будто кошки улыбаются. Первый иллюстратор книг Льюиса Кэрролла, Джон Тенниел, в 1865 году срисовал своего Чеширского кота с британской голубой кошки – еще до того, как порода была зарегистрирована официально[91] [Pet MD Nd].

У кошки информатора селадоновые глаза, характерная черта породы русская голубая, а вот странное поведение кошки – то, что она возникает из ниоткуда, – связывает ее с Чеширским котом Кэрролла, британским голубым. Путь миграции в Англию, который Себастьян делит с русской голубой кошкой, и перетекание его русского прошлого в британское настоящее позволяет говорить о том, что кошка кембриджского информатора – воплощение гибридной тени Себастьяна, которая, как замечает В., витает рядом и «трепещет в такт пламени» [Набоков 2014: 65][92]. И хотя В. не задумывается, что кошка может быть посланцем из Страны чудес или знаком Себастьянова присутствия, читателю кошка намекает, что не кто иной, как Себастьян побуждает В. вписать подтекст «Алисы» в свой нарратив – и это способ выразить необычность Себастьянова русско-британского состояния в бытность его в Кембридже. То, как Себастьян имперсонирует кэрролловского Чеширского кота, заставляет нас ожидать и высматривать, как он, возможно, будет появляться и исчезать в нарративе, а в самом конце романа исчезнет с улыбкой Чеширского кота[93]. На следующем уровне романа, если считать от внутренних к внешним, то есть на уровне «романизированной автобиографии» недавно ставшего изгнанником Набокова, то, что Королю червей, Королеве и Палачу не удалось обезглавить кота, у которого нет тела, безусловно, веский повод для бестелесной усмешки.