Набоков и неопределенность. Случай «Истинной жизни Себастьяна Найта»

Как и Фредерик Майерс в книге «Человеческая личность и ее существование после смерти», Джеймс пишет о религии и мистицизме в объективной манере научного исследования, приводя рассказы разных очевидцев религиозного, сверхъестественного и мистического опыта из разных стран. По его мнению, у всех этих примеров разнообразного опыта есть нечто общее, объединяющее их, – чувство высшего слияния со вселенной (или Богом), которое открывает доступ к истинам другого порядка. В религиях и в «неоплатонизме <…> и уитманизме мы обнаруживаем все ту же повторяющуюся ноту, так что в вопросе о мистических высказываниях существует вечное единодушие» [James 1994: 457]. По личному опыту Джеймса, «противоположности мира <…> слились в единство <…>, [создав] монистическое озарение, в котором иное в своих разнообразных формах впитывается в Единое» [James 1994: 423]. Джеймс определяет мистицизм как обладающий четырьмя основными качествами:

1. Невыразимость: субъект не может описать свой опыт словами.

2. Интеллектуальное качество: мистические состояния кажутся тем, кто их испытал, также и состояниями познания.

3. Мимолетность: мистические состояния невозможно удержать надолго, они продолжаются от получаса до двух часов, хотя могут возобновиться.

4. Пассивность: мистик чувствует себя так, словно его воля подчиняется чьей-то чужой [James 1994: 380–381].

Джеймс приходит к выводу, что

<…> мир нашего нынешнего сознания – лишь один из множества существующих миров сознания, и в этих иных мирах должен содержаться разнообразный опыт, который имеет смысл и для нашей жизни; и хотя в основном тот опыт и опыт этого мира остаются обособленными друг от друга, но оба в некоторых точках становятся длительными, и в них проникают высшие энергии [James 1994: 563].

Подобно Набокову, который надеется, что, хотя существуют нелепые представления о рае и аде, это необязательно означает, будто потусторонность не существует, Джеймс пишет: «Хотя наши предки и совершили множество фактических ошибок и перемешали их со своей религией, из этого вовсе не следует, будто мы должны оставить всякую религиозность» [James 1994: 544]. Джеймс подчеркивает оптимизм мистического спектра сознания: «Супернатурализм и оптимизм, к которым нас подталкивают [мистические состояния], может, будучи истолкован тем или иным способом, в конечном итоге оказаться самым истинным из откровений относительно смысла земной жизни» [James 1994: 467]. Произведения Набокова разделяют оптимизм Джеймса.

Роберт Дейл Оуэн: «Сестры Вэйн» и «Бледное пламя»

В «Сестрах Вэйн» рассказчик встречает Синтию Вэйн, когда та выходит из библиотеки, неся под мышкой книгу Роберта Дейла Оуэна «Шаги на границе иного мира» (1860) [Owen 1860: 234]. Книга Оуэна, подобно трудам Майерса и Джеймса, представляет из себя собрание множества историй о том, как призраки умерших являлись своим близким в самый миг своей смерти. Точно так же, как отсылка к Мунте связана с Ниной, книга Оуэна вводится через фигуру Синтии; обе женщины – агенты сверхъестественного, проникающего в «реальное» измерение романа.

Но в рассказе тайна, ассоциировавшаяся с Ниной Речной как агентом сверхъестественного, инвертирована. Мужчина-рассказчик не симпатизирует Синтии и описывает ее с натуралистическими подробностями:

Грубая ткань кожи казалась почти мужской, и в ослепительном ламповом свете ее мастерской различались поры на тридцатидвухлетнем лице, которое таращилось на вас так, словно оно принадлежало какой-то аквариумной твари. <…>…спутанную штриховку темных волос, которая с ученой четкостью придавленного стеклом препарата проступала на бледных голенях под нейлоном чулок [Набоков 1997–1999, 3: 278–279].