Набоковская Европа. Литературный альманах. Ежегодное издание. Том 2

Комната

Поэт переступил за край
В отеле, ночью. Циферблат
Одной стрелой направил в рай,
Другой заманивая в ад.

Здесь стол и вещи под замком

Стремятся в зазеркалье рам,
Из рёбер номера тайком
Взойти до огненных реклам.

Ни слёз, ни страха, ни стыда,

В ней анонимность – часовой,
И Стикса чёрная вода
Ушла из комнаты живой.

Когда автомобиля свет

Внезапно вспыхивал впотьмах,
Велосипеда плыл скелет
По потолку и на стенах.

Та комната моя теперь.

Наощупь лампу я зажёг,
И словно отворила дверь
Та надпись: «Умираю. Бог»

Была ли в яви та рука?

Сердечный возглас иль пустяк?
Она ль привиделась, тонка,
Или лысеющий толстяк?

Я тщетно вопрошал портье,

Спортсмена, чёрную мадам,
Стыдясь, пьянчужку в забытье,
Соседей, в поиске упрям.

Он, может быть, нащупав бра,

Был ослеплён картиной той,
Где взорван клён от топора,
Кровавой обагрён листвой?

Там артистично, на ходу,

Как Черчилль в лучшие года,
Слагают клёны череду
Строк в алой зоркости пруда.

Смерть стихотворца на земле

Не перекрестье белых рук,
Но ярких строф парад-алле,
Анжамбемана чудный звук.

Грудную клетку в тишине

И сердца пламенный состав —
Взрастила комната вовне,
Из одиночества восстав.

13 мая 1950 Итака

Счастье осязания

День настанет роковой,
На странице мирозданья
Просияет за листвой:
«Ты отныне – осязанье».

Отвори же эту ночь —

Формы канут прочь, вздыхая.
Брайль спешит тебе помочь.
Буквы в духе подставляя.

Мир представится вокруг

Досягаемым и вещным.
Тень бутылки, пьяный друг,
Кости в скрежете зловещем,

Повторяющие «так-то»,

Вслед за клубом и семьёй,
В рай спешащие компактный
За пальпацией земной.

Пальцев удивлённых дрожь,

Осязая влажность прядей,
Вспомнит Брейгеля, – бредёшь
За слепцами, Бога ради.

Так свидания ты ждал,

В предвкушении финала
Лопнул искристый бокал —
В нём обмылок идеала.

27 января 1951

Тополь

У дома серебристый тополь,
Он – лозоходец, как Петрополь.

Как он вздыхает! Каждой ночью

Туз – в чёрном, Дева – в непорочном.

В сиянии моей кровати

Вдруг появляются, представьте.

На креслах разных – грубом, нежном,

Сидят, откинувшись небрежно.

Я не хочу устроить сцену,

Журнал листаю про богему.

Горшочек на его коленке

Качается, в нём тополь мелкий.

В оправе из слоновой кости

Её зерцало, – словно гости
Мы на лужайке, я встречаю
Её, нас дерево венчает.

Там дом с колоннами, у входа

Июль семнадцатого года.

Сколь патетично возвращенье

К минувшему – в нём превращенье

Искомых вод в живые токи,

Мой тополь, сны твои глубоки.

Что ни добавлю – всё некстати.

Читаю я журнал в кровати,
Стихи пишу в блокнот как прежде.
Меня запомнили одежды.

Советуют пророка строки

Разведать памяти истоки.

1952

Возрождение