Начальник райотдела

И в этот момент она увидела вокзал, он глыбился на окраине, неуклюжий и громоздкий, еще новый, полностью не сжившийся с городом, будто его поставили здесь на время, пока все утрясется. Люди маленькими кучками сновали у входа в вокзал, входили и выходили, со стороны они выглядели какими-то неуклюжими. Вечером все пассажиры и провожающие похожи друг на друга, будто это были вовсе не люди, а манекены, бездушные роботы, забредшие на вокзал для каких-то непонятных целей.

«Как мы узнаем в этих манекенах Карпова, здесь же парад смазанных человеческих личностей, лишенных на определенное время родного очага и привычного образа жизни? Дорога объединяет людей, но делает их одинаково беззащитными перед опасностью и неизведанностью», — думала Юмашева, выглядывая из окошечка, пока Резник искал удобное место для парковки. Но, выйдя из машины и поправив кобуру под локтем, она вдруг ощутила прилив свежих сил. Гюзель забыла о любви, о ласковых прикосновениях любимого мужчины, о его грустных глазах и стихах. В здание вокзала вошла другая женщина: собранная, волевая, лишенная женских эмоций, принадлежащая на короткое время какой-то другой жизни, словно какая-то высшая сила изменила ее образ, превратив в опытного разведчика.

Они бродили по вокзалу, никого не разглядывая, не привлекая к себе постороннего внимания, вели себя так, словно ожидали припоздавший поезд, застрявший ненароком на путях к вокзалу. Сухая пицца царапала язык, до крови раздирая небо и десны, Юмашева запила невкусную и непитательную дорожную пищу холодной кока-колой, размышляя, получит ли она язву желудка от одного куска российской пиццы, изготовленной недобрыми руками, или бог поможет, и все болезни обойдут ее стороной. Резник аппетитно жевал пиццу, хрустко перемалывая сухие куски, словно он вкушал нечто изысканное и экзотическое, взращенное в пустыне или специально высушенное для такого деликатного случая.

«Резник жует эту подошву с удовольствием, словно он не ел четыре дня, и ему все нипочем», — позавидовала Юмашева, косясь на смачно жующего напарника.

— Резник, мне нужен горячий чай. Сбегай, возьми в буфете, — она все-таки не выдержала хруста его крепких зубов. «Еще не хватало, чтобы мы начали раздражать друг друга на задании, пусть лучше в буфет сгоняет, заодно проветрится», — подумала она, глядя на его удаляющуюся спину.

Заняв удобную позицию, удобно устроившись в углу зала ожидания, отсюда можно было видеть всех входящих и выходящих из ярко освещенного зала, Юмашева подавилась последним куском, но, посидев с набитым ртом, все-таки проглотила невкусный ужин, подумав, что бог наказал ее за дурные мысли по отношению к Резнику. «Он для меня и в буфет бегает, и мой строптивый характер терпит, а я раздражаюсь на него, нельзя так распускать нервы. Категорически нельзя. Еще неизвестно, сколько нам придется потеть на этом вокзале, надо съесть все, что предлагает жизнь и судьба, чтобы надолго забыть о желудке, и не отвлекаться на физиологические потребности организма».

Она издалека увидела Резника с бумажным стаканчиком, до краев наполненным горячим чаем, пар подымался из стаканчика тонкой струйкой, а рядом с ним шел Андрей, но он был не один, он шел рядом с мужчиной, напоминавшим Гюзели кого-то, того, кого она знала, видела и ждала. Юмашева все пыталась протолкнуть в пищевод так и непрожеванный кусок сухого безвкусного теста.

«Рядом с Андреем идет Карпов, они держатся друг за друга, как будто вместе учились в школе или в университете, или, что еще хуже, вместе торгуют информацией направо и налево. Надо же, мне всегда казалось, что любовь приносит сплошное счастье, а любовь, оказывается, бывает еще и предательницей. И почему я такая романтическая дура? Риторический вопрос», — сама себе ответила Юмашева и бросилась наперерез идущим. Она сбила Карпова с ног, и навалилась всем телом на Михайлова, путаясь в одежде, вытащила из-за пазухи пистолет и приставила к его виску.

— Не двигаться! Пристрелю, гад! Резник! — заорала она на весь вокзал, и на мгновение ей показалось, что стены Ладожского вокзала содрогнулись от крика, затряслись от ужаса, стыда и гнева, пытаясь скрыть в отголосках женского голоса несовершенство мужского чувства.

Капитан Резник скрутил руки Карпова и застегнул наручники, затем оттащил Юмашеву в сторону, грубо отбросив ее от груды мужских тел. Она встала, отряхнула брюки, вложила пистолет в кобуру, аккуратно застегнула ее и подергала, проверив на прочность для надежности. Подойдя к лежащему Андрею, она лениво пнула его носком ботинка и спросила, сдерживая рвущиеся наружу слезы.

— Почем информация для народа? Торговец живым товаром, мать твою!