Начало

Юный черноволосый паж сладострастно потянул ноздрями воздух, ему вдруг захотелось чихнуть, со страху он обомлел, крепко-накрепко закусил губу и весь содрогнулся. Его товарищ скосил на него озорные глаза. Граф Строганов повел в их сторону прихмуренной бровью.

– Я спрашиваю вас, господа, как быть? – вскинула императрица голову. – Поскольку Оренбург занят, вся губерния остается без управления. Не направить ли туда второго гражданского губернатора?

– Я полагал бы, матушка, – заметил негромко князь Григорий Орлов, – раз уж мы посылаем туда генерал-аншефа, все управление краем поручить Бибикову.

– Я склонен поддержать эту идею, – откликнулся обер-прокурор Вяземский, – ибо все тамошние места заражены ныне возмущением и не могут без воинской помощи управляемыми быть.

– Против сказать ничего не нахожу, – проговорила Екатерина. – Прошу пригласить генерал-аншефа Бибикова.

Внешне бодрый, жизнерадостный, но очень бледный, с Александровской лентой через плечо, вошел Бибиков. Поклонился, занял указанное ему императрицей кресло. За окнами дворца бушевала вьюга. Снежные космы, как беглый пламень, плескались по зеркальным стеклам. В зале сумеречно, хотя был полдень.

Ливрейные слуги запалили горючие нити, которые вились от светильни к светильне всех ста пятидесяти свечей, и обе люстры вспыхнули, как рождественские елки. На длинном столе заседания зажгли кенкеты – фарфоровые масляные лампы. Четыре лакея в белейших перчатках подали государыне и всем присутствующим горячий чай в расписных гарднеровских чашках. Екатерине прислуживал сам граф Строганов.

В огромном зале было довольно свежо. Императрица поеживалась, зябко передергивая плечами, дважды кашлянула в раздушенный платочек. Григорий Орлов сорвался с места и ловко накинул на ее плечи пелерину из пышных якутских соболей.

Екатерина посмотрела по-холодному на Чернышева, что не распорядился как следует протопить печи, сказала Орлову «Мерси» и потянулась к горячему чаю. Чернышев понял недовольство императрицы.

Перестав преданно улыбаться, он пальцем подманил мордастого лакея, что-то сердито шепнул ему и, поджав сухие губы, незаметно лягнул его каблуком в ногу.

Тотчас запылали два огромных камина.

– Разрешите, ваше величество, – сказал Вяземский, приподнявшись и щелкнув каблуками.

Екатерина, у которой рот был занят вкусным печеньем, кивнула головой.

Один из секретарей с благородным лицом и осанкой, стоя возле своего пюпитра, звучным баритоном стал читать проект манифеста по поводу разгоревшегося мятежа. Екатерина послала через стол Бибикову записку: «Прошу слушать внимательно».

Когда чтец дошел до места, где Пугачев уподоблялся Гришке Отрепьеву, граф Чернышев попросил, с разрешения Екатерины, еще раз повторить этот текст.

«Содрогает дух наш от воспоминания времен Годуновых и Отрепьевых, посетивших Россию бедствиями гражданского междуусобия… когда от явления самозванца Гришки-расстриги и других ему последовавших обманщиков города и села и огнем и мечом истребляемы, кровь россиян от россиян же потоками проливаема…»

– Разрешите, великая государыня, – поднялся Чернышев, знаком остановив чтение. – Нам с князем Григорием кажется, что никак не можно уподоблять сии два события – возмущение древнее и бунт нынешний Пугачева.

– Ведь в те поры, матушка, – подхватил с места князь Орлов, – все государство в смятенье пришло, вкупе с боярством, а ныне одна только чернь, да и то в одном месте. Да этакое сравнение разбойника Пугачева с ложным Димитрием хоть кому в глаза бросится, оно и самих мятежников возгордит.

– Мне пришло в идею сделать подобное сравнение, – сказала Екатерина, – только с тем намерением, чтобы вызвать в народе самое большое омерзение к Пугачеву. А также к отказным письмам, что пишут некоторые дворяне из офицерства. Это мерзко, мерзко! Но я еще раз готова над сим местом призадуматься и, ежели сочту нужным, допущу перифраз.

Потом была оглашена инструкция Бибикову, по смыслу которой он посылался в неспокойный край полновластным диктатором. Также давался открытый указ, по которому ему подчинялись все краевые власти: военные, гражданские, духовные.

Уже на выходе из совещания Екатерина успокаивала генерала:

– Ну вот, Александр Ильич, все устроилось. Оказывается, уже два полка – кирасирский и карабинерский – двигаются и поспешают к Казани. Пехотинцев дать тебе пока не можем.

– А как же гвардия? – рискнул Бибиков. – А пушки?

– Гвардия нужна в столице, – холодно ответила Екатерина. – Но и шести конных полков тебе будет достаточно, чтобы победить мятежников. Пушки возьми в Казани. Собирай по дороге и дворянское ополчение. В том тебе моя полная воля.

Бибиков тяжело вздохнул, низко опустил голову. Генерала мучили плохие предчувствия.

* * *

Выступление на Казань я назначил на 25 ноября. К этому времени Лысов и Шигаев уже ушли завоевывать Уфу, а от Мясникова с Подуровым пришли вести о взятии Бузулука и Бугульмы. Я тут же приказал устроить народный праздник – палить из пушек, жарить быков, выкатить на площадь бочки со спиртным. Пришлось отменить на сутки «сухой» закон в войсках.