Послал курьеров по крепостям Яицкой линии и в сам городок, где стояла сборная сотня казаков. Везде дал команду вывесить красные флаги, которые пошили женщины Харловой, и пировать. В Оренбурге по совету Крылова были организованы соревнования на меткость по стрельбе во втором заводском полку и скачки. Я даже не удивился, когда в последних победил Салават Юлаев. Весь город выбежал на валы смотреть, как башкиры, татары, казаки соревнуются в скорости.
Отличившихся наградил рублем и красивой перевязью с серпом и молотом. Принимал победителей я уже в новой «шапке Мономаха» – зимняя корона в авторстве Авдея выглядела очень представительно. Золото, россыпи рубинов… Народ смотрел во все глаза. Я заметил, что люди опять начали падать мне в ноги, а казаки перестали «тыкать». Верхом на мощном Победителе, с большой свитой, я всем своим видом внушал величие и трепет.
За несколько дней до отъезда случилось важное событие. В Оренбург прибыли бежавшие из Казани польские конфедераты. Паны после разгрома восстания под Варшавой были направлены в ссылку в Сибирь. Успели доехать только до Казанской губернии. Как только полыхнуло у нас, властям резко стало не до ляхов. И те под шумок сбежали. Сорок четыре хорошо обученных офицера – два капитана, двадцать три хорунжих и подхорунжих, один майор, восемнадцать поручиков и подпоручиков.
– Царю – царский подарок, – верно пошутил Перфильев, разглядывая у меня в кабинете пана Чеснова. Капитана конфедератской армии. Присутствовали также Чика-Зарубин и Овчинников.
– Так ты как говоришь, пан? В антиллерийском деле, гришь, понимаешь? – Перфильев театрально поморщился.
Средних лет смуглый усатый человек, старательно выговаривая русские слова, сказал:
– Артиллерийское и инженерное дело, пан круль, – поляк изобразил поклон, – я штудировал в войсковой школе в городе Турине, в Италии. Аттестацию имел, на латинском языке, за печатями, равно как и аттестацию о моем, пан, служении в войсках его королевского величества, наихристианнейшего короля Франции Людовика, Пятнадцатым именуемого.
– Та-ак. Значит, и на разных языках обучен? – заинтересовался я. – По-немецкому маракуешь?
– Говорю… Но по-французски – лучше. Кроме того, морское дело изучал. Будучи в Америке – два года сим делом займовался…
Ого! Поляк-то Новый Свет повидал. Мы с полковниками переглянулись. Очень полезный человек.
– Морское дело нам, поди, пока без надобности. А вот насчет артиллерийского учения, да пехотного, это надо обмозговать… Говоришь, у вас не только гусары, но и мушкетеры в команде?
Чеснов кивнул, подал мне список с именами и званиями. Подготовился!
– А как ты в Казань попал?
– За участие в конфедерации. Был незаконным образом арестован и департован, несмотря на протестацию…
– Из конфедератов, значит…
– Конфедерат.
– А сколько человек понимают пушкарское дело? Семеро? – я посмотрел в список. Кузнецы успели сделать еще тринадцать единорогов на санях. Больше, чем пехотные офицеры, мне нужны были командиры орудий. Нет, прав Перфильев! Царский подарок.
– У них, у полячишек, гонору много, – подначил Чика Чеснова. – Набивал, скажем, полковнику трубку да девок приводил на ночь, ну и сам себя сейчас в капитаны производит…
Поляк, скрипнув зубами, налился кровью:
– Я от казанского коменданта аттестацию имею… В аттестации сказано: Чеснов Курч, былой капитан польских крулевских войск…
– Написать все можно… – протянул, потягиваясь, Овчинников. – Но, промежду прочим, чего вам от нашего величества понадобилось? По каким таким делам?
– Хотим быть полезными… вашему царскому величеству! – выдавил из себя Курч.
– Пользы-то с вашего брата ляха, как с шелудивого козла, ни шерсти, ни молока, – опять театрально вздохнул Перфильев. – Как дело до боя дойдет, сбежите…
– Я клянусь пану пулковнику, – вскинулся поляк. – Мы готовы Петру Федоровичу принесть присягу на год. И ежели ваше царское величество решит, – Чеснов поклонился в мою сторону, – идти на Казань, то могу оказать большую помощь. Взамен просим нас после победы отпустить по домам.
Ага, пусти козла в огород. Но сейчас поляки мне сильно полезны.
Посовещавшись, постановили: восьмерых конфедератов, под начальством Чеснова, назначить в новую батарею. Двадцать офицеров – во второй заводской полк. Еще шестнадцати я велел построиться на площади и вызвать бердских крестьян. Несмотря на штурм солдатами Корфа, слобода уже через неделю отстроилась, и в нее вновь потянулся ручеек, а потом и вовсе река повстанцев. Откуда только ни приходили к нам – из Сибири, с Урала, с Нижней и Верхней Волги. Собралось еще тысячи три народу, из которых пригодных к службе было, дай бог, тысяча-полторы. Вот их я и приказал после присяги заверстать в третий оренбургский пехотных полк. Который, конечно, тут же обозвали ляшским. Ружей не хватало, амуницию и военную форму мы тоже под ноль вычерпали со складов, но деваться было некуда. Победа куется в тылу.
Особый, тайный, разговор у меня состоялся с Перфильевым и Овчинниковым.