Начало православной публицистики:Библия, апологеты, византийцы

В 386 г. Иоанн становится пресвитером. «Для Златоуста это было собственно звание проповедника. И в продолжении двенадцати лет священства он, по крайней мере, один раз в неделю, большей частью дважды, а иногда каждый день проповедовал антиохианам слово Божие», — пишет патролог XIX столетия архиепископ Филарет (Гумилевский)[91]. Завоевав большую любовь народа, Иоанн в 397 г. принимает сан Константинопольского архиепископа. Но его замкнутый образ жизни, прямая, честная, принципиальная позиция во всем не могли не раздражать высший свет Константинополя, поэтому Иоанн сразу приобрел себе тайных врагов среди светской и духовной элиты. Даже такой неравнодушный к православию историк Церкви, как В.В. Болотов, замечает, что Златоусту «недоставало такта»[92]. Моментом, решившим судьбу Иоанна, стало появление в лагере его противников императрицы Евдоксии (Златоуст публично обвинил ее в неправедном захвате наследства). С 402 г. начались гонения — сначала тайные, затем и явные. По сфабрикованному обвинению Иоанн был изгнан из столицы. Однако властям пришлось вернуть архиепископа по требованию народа. Преследования Златоуста возобновились в 404 г.; он снова был отправлен в ссылку, в которой и скончался 14 сентября 407 г.

В становлении Иоанна как ритора важную роль сыграла его учеба у знаменитого антиохийского ритора и грамматика Либания (314—393). Тот принадлежал к аттической школе красноречия, в которой была сильна эстетическая струя. Но Либаний был против нарочитой декоративности, красноречия ради красноречия, высмеивал витиеватых ораторов. Для него характерен некий морализм, непосредственное обращение к аудитории, большая экспрессия и внутренний пафос. С другой стороны, речи Либания приближались к разговорному языку, были просты для восприятия[93].

Вполне возможно, что эти черты и перенял Иоанн. Однако у него нет характерного для Либания самолюбования и эстетства; он более искренний, живой, естественный. Нет в проповедях Златоуста и какого-либо заметного интереса к эллинской культуре (в отличие от того же Григория Назианзина). Эллинизация эстетики Иоанна просматривается только в языке его проповедей, идеально соответствовавших канонам классической древнегреческой риторики[94].

Выделить какое-то одно тематическое направление в творчестве Златоуста очень сложно. С молодости Иоанн вел аскетический образ жизни, что сказалось как на его характере, так и на тематике его произведений («О девстве», «О сокрушении», «Против вооружающихся на ищущих монашества» и др.)- В то же время известно большое число его апологетических текстов («Против иудеев», «О непостижимом (против евномиан)», «Против Юлиана», «Против аномеев»), толкований отрывков из библейских текстов и праздничных проповедей.

4.1. Поэтические, антропологические и эстетические основы ранневизантийской православной проповеди

В выступлениях Иоанна Златоуста формируется поэтика христианской проповеди, которая будет оказывать большое влияние на поздних ораторов. Одной из ее характерных черт становится особое отношение проповедника к человеку. Следует напомнить, что восточной, православной христианской литературе не была свойственна сентиментальность, чувствительность (в отличие от западной). Но с другой стороны, и для аскетически настроенного восточного христианства антропологическая проблематика была крайне важной и оказывала большое влияние на формирование самой природы проповеди.

Человек в христианской картине мира занимает двойственное положение. Он, согласно библейской книге Бытия, образ Божий, царь природы, получивший право на владение всем миром от Творца. Однако в результате грехопадения человек потерял свое особое положение, деградировал до животного уровня. Поэтому проповедь всегда охватывает эти две области; указывая на греховное положение человека, укоряя его в бездействии, она зовет его к истинному предназначению, к жизни с Богом. Иоанн Златоуст никогда не упускает возможности в своей речи противопоставить эти крайности человеческого бытия (возникает оппозиция «греховное, земное — святое, небесное»): «И эти люди не могут получить прощения, так как призываются сюда только однажды в неделю, но и в это время не хотят предпочесть духовное земному», — говорит он в одной из бесед о тех, кто не посещает церковь[95]. Телесная природа человека автора интересует мало, и причина такого презрения вполне ясна: «Не говори мне ни о цвете лица, ни о вытянутой шее, ни об одежде, ни о коне, ни о свите, но поразмысли и скажи: чем все это оканчивается?»[96] Внешняя человеческая красота временна, поэтому не интересна Златоусту.