Начало православной публицистики:Библия, апологеты, византийцы

После этого царь, виня себя и будучи побежден похвалами Василию (и враг дивится доблести противника), не велел делать ему зла, и как железо, хотя умягчается в огне, однако же не перестает быть железом, так; и он, сменив угрозы на удивление, не принял общения с Василием, стыдясь показать себя переменившимся, но искал оправдания наиболее приличного. И это покажет мое слово. Ибо в день Богоявления, при многочисленном стечении народа, в сопровождении окружающей его свиты, вошел в храм и, присоединясь к народу, этим самым показал вид единения. Но нельзя прейти молчанием и этого. Когда вступил он внутрь храма, и слух его как громом поражен был начавшимся псалмопением, когда увидел он море народа, а в алтаре и близ него не столько человеческую, сколько ангельскую гармонию, и впереди всех в прямом положении стоял Василий, каким в слове Божием описывается Самуил (1 Цар. 7, 10), не склоняющийся ни телом, ни взором, ни мыслью (как; будто бы в храме не произошло ничего нового) , но пригвожденный (скажу так;) к Богу и к престолу, а окружающие его стояли в каком-то страхе и благоговении, когда, говорю, царь увидел все это и не находил примера, с которым бы мог сравнить видимое, тогда пришел он в изнеможение, как; человек, взор и душа которого от изумления покрываются мраком и начинают кружиться. Но это не было еще заметным для многих. Когда же нужно было царю принести к божественной трапезе дары, приготовленные собственными его руками, и по обычаю никто до них не касался (неизвестно было, примет ли Василий), тогда обнаружилось его недомогание. Он закачался на ногах, и если бы один из служителей алтаря, подав руку, не поддержал бы качавшегося и он упал, то падение это было бы достойно слез. О том же, что и с какой мудростью говорил Василий самому царю (ибо в другой раз, быв у нас в церкви, вступил он за завесу и имел там, как; весьма желал, свидание и беседу с Василием), нужно ли говорить что еще, кроме того, что окружавшие царя и мы, вошедшие с ними, слышали тогда Божий слова. Таково начало и таков первый опыт царского к нам снисхождения; этим свиданием, как; поток, остановлена большая часть обид, какие до тех пор наносили нам.

Но вот другое происшествие, которое немаловажнее описанных. Злые победили; Василия определено изгнать, и ничего не препятствовало исполнению определения. Наступила ночь, приготовлена колесница, враги рукоплескали, благочестивые уныли, мы окружили путника, с охотой готовившегося к отъезду; исполнено было и все прочее, нужное к этому почетному поруганию. И что же? Бог разрушает определение. Кто поразил первенцев Египта, ожесточившегося против Израиля, Тот и теперь поражает болезнью царского сына. И как мгновенно! Здесь писание об изгнании, а там определение о болезни, и рука недоброго писца удержана, святой муж спасен, благочестивый оказался подарен нам горячкой, вразумившей дерзкого царя! Что справедливее и действеннее этого? А последствия были таковы. Царский сын страдал и изнемогал телом, сострадал с ним и отец. И что же делает отец? — повсюду ищет помощи, выбирает лучших врачей, совершает молебны с усердием, какого не оказывал до тех пор, и преклонившись к земле, потому что страдание и царей делает смиренными. И в этом ничего нет удивительного, и о Давиде написано, что сначала также скорбел о сыне (2 Цар. 12, 16). Но так как царь нигде не находил исцеления от болезней, то прибег к вере Василия. Впрочем, стыдясь недавнего оскорбления, не сам от себя приглашает этого мужа, но поручает просить его людям наиболее к себе близким и привязанным. И Василий пришел, не отговариваясь, не упоминая о случившемся, как сделал бы другой; вместе с его приходом облегчается болезнь, отец предается добрым надеждам. И если бы к сладкому не примешивал он горечи и, призвав Василия, не продолжил в то же время верить неправославным, то, может быть, царский сын, получив выздоровление, был бы спасен отцовскими руками, в чем были уверены находившиеся при этом и принимавшие участие в горе.

Говорят, что в скором времени случилось то же и с областным начальником. Постигшая болезнь и его склоняет под руку святого. Для благоразумных наказание действительно бывает уроком, для них страдание нередко лучше благополучия. Правитель страдал, плакал, жаловался, посылал к Василию, умолял его, взывал к нему: «ты удовлетворен, подай спасение!» И он получил просимое, как сам сознавался и уверял многих не знавших об этом, потому что не переставал удивляться делам Василия и пересказывать о них.