Над маковым полем

– Вот тебе за двойку! Вот тебе за двойку! – постанывал он, и тогда я узнал, что Санта Клаус вовсе не Санта Клаус, а мой

Дорогой

Папочка.

– Вообще-то надо было рассказывать не настоящие истории, – осторожно остановливает Купидона Лох.

– Ах, да? – смущается он. – Но ничего. Моя история тоже не до конца правдива. – Все выдыхают с облегчением. – У нас не было своего дома, трубы и камина, – поясняет Купидон, и все снова напрягают блестящие лица.

Их ожидания не подтверждаются – дальнейших сносок не следует.

Белые вороны

Лох сидит на бабушкинском диване и старательно подстригает ногти на ногах. Острый месяц от среднего пальца отлетает куда-то в пестроту паласа. За ним отскакивает ещё один ноготок. Аккуратные маникюрные ножнички мягко скользят по роговым пластинкам, не задевая кожи. Порой Лох откладывает их и пользуется щипчиками, чтобы откусить непослушный заусениц. Его пристальному вниманию можно только позавидовать, но свет закрывает тонкая костлявая фигура Мэрилин.

– Хватит свои ногти разбрасывать, мерзкий ублюдок! – кривится она. – И отдай мои принадлежности!

– Угу, – медлит Лохматый и демонстративно возвращает Монро её потенциальные орудия убийства.

Девушка, похожая на ссохшуюся мумию, смиряет его победным взглядом и прячет вещицы в подозрительно маленький коралловый клатч. Уходит. Вновь в комнате воцаряется морозная стылая тишина.

Зима. Темнеет рано. Светает поздно. За окном темно, и не понять, солнце ещё не встало или только скатилось за элитные новостройки.

– Чего сидишь? Медитируешь? – проходит мимо Дали, шаркая чьими-то ветхими тапочками. Наверное, ими обедало ни одно поколение моли.

– Нет. Просто происхожу, – отвечает Лох.

– На улице происходить будешь! Пойдём пошатаемся во дворе, повеселимся, – подмигивает парень, и патлатый лениво оставляет нагретое местечко.

Нерасторопно заполняет собой штанины, обувает не самую подходящую обувь и набрасывает куртку. Незаметно к ним подтягивается остальная троица. В узком пяточке коридора жуткая толкотня и давка, но вскоре народ выпрыскивается в подъезд и с пчелиным гудением устремляется к лестнице, по пути застёгивая молнии и поправляя шапки.

На выходе их ждёт миленький пейзаж. Голое небо натягивает на себя гипсовые облака, прикрывая наготу. Белёсые кружева веток, заштрихованные инеем, наносят на небо узор. Впереди расстилается детская площадка, изувеченная современной гжелью. Воздух чистый и свежий, словно город только что почистил зубы.

– Ух, хорошо! – вдыхает Купидон.

Кажется, что январское утро хрустит кристаллами льда. Снег ещё не усеян вереницей следов ни тридцать седьмого размера, ни сорок первого, и его невинность радует расширенный зрачок. Друзья, словно малые чилдрен, занимают качели на скрипучих цепях и, раскачиваясь, продолжают бестемные беседы. Светло-синий сумрак сотрясают пошлые анекдоты, театральные любезности и громкий хохот. Над горизонтом ещё виден огрызок луны, а мусорках копошатся крысы и пара бородатых бомжей, а жёлтые собачьи лужи подёрнуты льдом.

– Как стрёмно! – бьет себя по колену Дали, глядя на Андерсена в очках.

– Дай и мне прикинуть! – сотрясается Лох и, нацепив очки на нос, спрашивает: – Ну как?

– Ещё, – заплетается от смеха Купидон, – ещё хуже! – наконец, выговаривает он.

Очки ещё долго примеряют разные лица и удивительным образом находят своего владельца.

– А у меня конфеты с собой есть, – удивляется Дали, запустив руки в карманы, – будете?

– Давай, – радуется Андерсен.

– А то! – присоединяется Купидон.

«Птичье молоко», поддельные монеты, «Детский сувенир» и «Коровки» с шуршанием лишаются обвёрток и пропадают в чёрных дырах.

– Наслаждение… – дегустирует Лохматый, ощущая, как сладкая начинка растекается по горлу. Монро завистливо сглатывает слюну, но не решается поддержать всеобщее пиршество.

Когда сладости подъедены, а качели насижены, компания двигается к парковке, озорно перешёптываясь и лукаво переглядываясь. Вооружившись пальцами, они рисуют на заснеженных бамперах, окнах и дверцах.

«Красавчег» – пишет Купидон.

«Удачи!» – пишет Андерсен.

«Мечты сбываются!» – пишет Дали.

«Верь в себя!» – пишет Мэрилин.

«Ты всё сможешь!» – пишет Лохматый.

Они странные вредители. Антихулиганы. Непохожие на всех. Они белые вороны. Чёрные овцы. А всё потому, что они счастливы.

Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан

Вернувшись в свой теремок, Андерсен разматывает клетчатый шарф, стаскивает с себя водолазку и спешит заварить горячий чай с ромашкой. Однако гости не желают следовать его примеру. Борясь за звание самого дерзкого смельчака, они, не разуваясь, проходят в гостиную и спальню, зачем-то забираются на постели, пачкая простыни растаявшей грязной жижей, и буянят, словно психи, сбежавшие из лечебницы.

– Эй, вы чего? С ума посходили? – возмущается Андерсен, увидев такое безобразие.

– Мы решили жить на полную катушку! – сообщает ему Монро, выбрасывая пух из наволочки, словно лепестки роз на свадьбе.