Над маковым полем

– Прекращай быть заложником своих привычек! Реальность неустойчива, как и сон! Мы сами выбираем оставаться в повторяющихся буднях! – горланит Дали.

– Зачем сидеть в зоне комфорта, когда можно быть бесшабашными безумцами? – вторит ему Лох.

– Но ведь мне потом всё это убирать… – ахает Андерсен.

– Зачем? Наплюй! В любом случае у тебя есть я! – отзывается Купидон, швыряя в него подушкой. Немного постояв в шоке, Андерсен, откинув все заботы, мчится к приятелям, срывая толстое одеяло.

– Так его! Так! – визжит Лохматый.

Ещё несколько минут компания дурачится, словно пьяная гвардия пиратов, а потом кучерявый ангелок останавливает общий галдёж и пляску.

– Погодите, – сияет он, – у меня есть мыслишка получше, – интригует альбинос и выбегает из комнаты.

Пока он пропадает, вспотевшие ребята снимают с себя жаркую одежду, переводят дух и даже отведывают ромашкового чая. На белой наволочке виднеется чёрный след подошвы, словно отпечаток великанского пальца, линолеум наводнён коричневыми лужами, но зато губы касаются ушей.

Когда Купидон возвращается, в пакете он держит несколько баллончиков аэрозольной краски.

– Что это у тебя? – загорается интересом Дали. – Так, красная, зелёная, жёлтая… – перебирает он банки.

– Круто! – восхищается Лох.

Андерсен пока боится впутываться в их авантюру, так как предполагает, что они собираются творить не самые одобряемые вещи. Да и вообще, мало ли что могло взбрести в голову весёлой молодёжи!

– Надо бы внести в твою унылую квартирку яркую струю, – голосит Купидон.

– Да уж, это точно, – сипит Андерсен.

– Тогда налетаем, товарищи! – командует Купидон, и баллончики мигом расходятся по рукам.

Лохматый и Дали тут же трясут их, словно погремушки.

– А как этим управлять? – неуверенно крутит перед собой флакончик Мэрилин, вызывая новую волну гогота.

– Сейчас покажу, – обещает долговязый геймер и первый наносит на шершавую стену длинную аорту.

– А-а, – понимает девушка, – это как лак для волос. – Она тоже с шипением выпускает фиолетовый фонтан краски.

– Отпад! – изумляется Лох, распыляя оранжевый цвет. – Смотри, как радостно! – дивится он.

Под рыжей полоской Купидон рисует жёлтую, но она у него слегка течет, так что потоки приходится вытирать первой попавшейся тряпкой. Только первой попавшейся тряпкой оказалась футболка Андерсена с Микки Маусом. Да ещё и новая. Да ещё и постиранная. Учитывая эти обстоятельства, становилось неясно, как она оказалась первой попавшейся тряпкой.

– Ничего, дружище, – бодро утешает его Купидон.

Андерсену остается только смириться и взять злёный цвет. И взять голубой цвет. И взять синий цвет. И дорисовать исполинскую радугу.

– Супер, да? – подходит сзади Лохматый.

– Супер, – подтверждает Андерсен, – только вонючий, – морщится он.

– Да уж воняет не хуже ваших носков, – поддевает парней Мэрилин и фотографирует перевёрнутую улыбку.

Вспышка. Фотографирует перепачканные колготки. Вспышка. Фотографирует забрызганные книги. Вспышка.

Но искусство только начиналось. Лох, орудуя сразу двумя баллонами, пытается творить экспрессионизм, копируя Эдварда Мунка. Штрих – и «Клешни клише» ушли в небытие. Штрих – и «Изюмный мрак» стёрся с лица стены. Штрих – и нет никакого «Cogito ergo sum». Все заметки Андерсена удалены. Уничтожены. Скрыты. На их месте появляется бесполая фигура и несколько цветных пятен Роршаха. Лох очень доволен собой.

Дали уже проецирует логотип «Арт-попы», уткнувшись в свои разработки. Мэрилин чертит круг и помещает в него квадрат. Вокруг квадрата описывает ещё один круг – и так до бесконечности, создавая завораживающий тоннель, похожий на какой-нибудь зеркальный портал.

– Ты одарена, май леди! – раздается тенор Купидона, возящегося с диковинной кляксой. Почему-то ему никак не удается приспособиться к художеству.

Андерсен же долго не может убить белизну штукатурки. Он не моргая пялится на её неровную кожу и блуждает в метафоричной вселенной. Вдруг ему вспоминаются вязкие, точно мёд, сны, и будущая картинка определяется сама собой. Огромная красная лужа наклеивается на пустой угол. Кое-где пролегают тени, кое-где отражается свет. Как только краска подсыхает, кисточка обводит круглые контуры и прорисовывает чёрные семена. Теперь Андерсен воочию видит маковое болото. И ему мерещится, словно алые головки колышутся на своих нежных высоких стеблях. Словно они призывают его, подобно мифическим Сиренам. Пурпурные чащи неуловимо качаются и затмевают убогую удручающую действительность. Целая горсть синих таблеток рассыпается перед его взором. Но он не поддается их чарам. Он жаждет пробуждения. Как Нео. Как Иисус Христос. Как Андерсен.

Шляпа

Важно вышагивая, в комнату в своей эксцентричной манере заходит Купидон в рабочей форме и новой шляпе на голове. Для аристократичного образа не хватает разве что перчаток и эксклюзивной тросточки с золотым наконечником. Лицо его хранит загадочное выражение, словно парень задумывает что-то грандиозное и хитрое.

– Приветствую, май бэбис! – диктует он в духе глашатая пятнадцатого века.

– Чего ты такой довольный? – подобно псу, обнюхивает его Лохматый.