– Хотелось пустоту заполнить, – угрюмо оборачивается парень, но Андерсен, дабы не накалять страсти и не портить мирную поездку, берёт слово.
– Меня завлекали ледяные скульптуры с подсветкой, – пускается в сказ юноша, – походы в цирк с мигающим мечом и попкорном. Игры на улице в абсолютном одиночестве. Я подолгу вглядывался в облака, различая в них то динозавра, то длинноного страуса. Или индюка. Или высокого жирафа. Или могучего кентавра. О них я читал в толстенных энциклопедиях…
– Этот феномен называется паредойлической иллюзией, – со знанием дела выпендривается Дали.
– Вот тут у тебя крыша и подвинулась, – ехидничает Монро.
– Да уж. Надеюсь, встала на место, – добродушно пожимает плечами Андерсен, отчего в руках Дракулауры с треском ломается карандаш.
– Что рисуешь? – только что обращает внимание на альбом Дали.
– Комбинезоны в виде покемонов, – жеманно отвечает Мэрилин.
– Круть, – комментирует Дали.
Разговоры не смолкают ещё долгие часы. Словно жидкость, они принимают причудливые формы, словно неповторимые снежинки, поражают своей уникальностью, импровизированными каламбурами и плоскими шутками.
– …А вы знаете, что осенью увеличивается число тайфунов, вызываемых ураганными ветрами? Наиболее крупные волны имеют высоту 8–10 метров, прикиньте! А при тайфунах максимальные волны достигают высоты тринадцати метров! – тараторит Лохматый про Японское море.
– Во Владивостоке вообще следует держать член по ветру, – встревает Дали, – нужно быть всегда готовыми к стихийным бедствиям. Быть начеку, – деловито предупреждает он.
– Мне уже не терпится увидеть культурные различия! – приплясывает Купидон. – Где это мы сейчас? – берёт лист с расписанием он. – Ага, Хилок миновали…
Так и проходит второй день пути.
Йо-йо
От того, что Дали спит на верхней полке, да и от постоянной качки, его голова кружится, словно классический три-spinner. У парня собрана нехилая коллекция этих ярких вертушек, и сейчас он ощущает себя в их числе. Даже сосущие спазмы тошноты поднимаются из желудка к горлу. Как бы не обрыгать хвойного цвета майку и землисто-коричневые трусы… Распластавшись на животе, больной смотрит вниз на своих сокамерников. Мэрилин грациозно ест клюквенные хлебцы, запивая их чаем с шиповником. Лохматый яростно выдирает комочек пыльного скотча из плотного колтуна.
– Может быть, ты, наконец, расчешешься? – советует ему Дали.
– Нет, всё пучком, – сквозь зубы процеживает Лох.
– Да я это и так вижу, – остроумничает парень.
Чтобы хоть немного себя отрезвить, он решает выйти и подышать сырым воздухом на остановке. Спрыгнув с койки, словно Дудлик, натягивает скомканные шорты с семечками и звенящими монетами в карманах и выскальзывает в длинный пенис коридора. Спускаются под гейски голубое небо и наугад бредёт по перрону. Впереди вырастает скромный ларёк с журналами и канцелярией. На нижней витрине лежат дешёвые куколки в целлофановых пакетах, игрушки йо-йо и лизуны-брелоки с резиновой вермишелью по всему телу, если так можно выразиться. Залипнув перед кассой, Дали решает раскошелиться и, указав на бирюзовый маятник Максвелла, вытрясает перед квадратным окошком горстку пятаков. Женщина с отёкшим лицом протягивает ему безделушку, и обратно парень идёт, уже вращая йо-йо. На дисках приклеены наклейки с изображением шута в колпаке.
– Что это у тебя за штука? – встречает его Лох в проходе.
– Да вот, только что купил, – отвечает Дали.
Всю дальнейшую дорогу он развлекает себя подбрасыванием йо-йо, считая полные обороты. 21, 22, 23… Приспособление скользит вверх-вниз так, что можно провести аналогию с жизнью: наверху поджидает удача, внизу караулит огорчение. 38, 39, 40… Дали безразлично пялится на танцующие тела Купидона и Мэрилин. Дали безразлично слушает их хлюпанье и энергичные толчки, их постанывание и учащённое дыхание. Безразлично провожает летящую одежду. 65, 66, 67… Дали безразлично следит за тем, как Андерсен переворачивает страницы «Графа Монте-Кристо». 126, 127, 128… Дали безразлично отмечает, как Лохматый листает песни, выбирая трек под настроение. 189, 190, 191… Дали безразлично пропускает станции. 43, 44, 45…
Ёжики в тумане
Купидон устаёт маяться в поезде. Уши сворачиваются в трубочку при одном только упоминании о пирожках – так часто их разносят, крича:
– Пирожки с картошкой!
Или:
– Пирожки с капустой!
Или:
– Пирожки горячие!
Дали хоть и брал себе эту опасную выпечку и отзывался о ней довольно лестно, Купидон не находит в себе храбрости поступить по его примеру. Его гурманский вкус тоньше этого. Его желудок нежнее. Его кишки привередливее. Купидону нравится есть то же самое, что ест Мэрилин. Она безукоризненна. Она его bestия. Её крапчатые карие глаза схожи с перьями хищного ястреба. Её иголочки-ноги обретают упругость и форму. Его крошка прекрасна. Его бэби капризна и мила. Его малышка – его малышка.
Совсем не вскоре сообщают о том, что поезд близок к назначенному пункту. Проводники просят запаковать чемоданы и приготовиться к выходу. Все возбуждены и радостны. Даже Дали перестаёт крутить йо-йо, а Андерсен забываться в книге.