Над нами миллион высоты

Последние трое суток Смирин с утра до позднего вечера сидел с летчиками в барокамере и даже не заходил в штаб. Кудлач рассказал ему, что в полк приехал новый замполит майор Зверев. Офицеры хвалили Зверева: берется за дело горячо. На стоянках выстраивал механиков, проверял каптерки. Повыбрасывал за ненадобностью вся­кий хлам, и порядка, говорят, прибавилось.

Свежий глаз всегда видит больше и лучше.

И потому в это солнечное утро, на построении полка, когда из казармы вышел Дым, а за ним Зверев, Смирин придирчиво наблюдал за замполитом. Был он в новеньком мундире с блестящими пуговицами. Дым ставил задачу полку, а рядом — руки назад — стоял замполит. Ростом немного пониже Дыма, с большими черными глазами, он переводил взгляд с фланга на фланг и, казалось, вот-вот вставит слово, перебьет командира.

Заканчивая, Дым приказал первой эскадрилье после построения идти в барокамеру и, глянув на правый фланг, где стоял Смирин, поинтересовался, когда будут законче­ны испытания. Врач ответил, что все эскадрильи у него уже побывали, а с первой постарается завершить работу до вечера.

Дым посмотрел на Зверева.

— У меня два объявления,— сказал замполит и сделал шаг вперед.— В шестнадцать часов я собираю ответствен­ных за политзанятия в группах, а в восемнадцать жду в клубе жен офицеров.

На том построение и кончилось. Эскадрильи разошлись, перед казармой осталась только часть офицеров управления. К ним и направился Зверев. Инженеры ушли в казар­му, и врач оказался с замполитом один на один. Разговор начал замполит:

— Вам сегодня обязательно надо быть на совещании. Я смотрел по журналу — вы редко бывали...

— Не смогу сегодня,— спокойно ответил Смирин.

— Почему?

— Работы много.

— Кому бы говорить, что работы много, только не вам, доктор,— В голосе Зверева слышались игривые нотки, а большие черные глаза смеялись. Это задело Смирина — он потемнел лицом, выпрямился.

Зверев отметил про себя эти перемены, однако про­должал:

— И что же вы такое делаете?

— Вы были на построении? Слышали, что Дым прика­зал делать первой эскадрилье?

— Слышал...

— Так чего же спрашиваете?

— И все же позвольте не поверить, что у вас так уж много работы.

— Думаете, работа только у вас?..

Зверев недовольно хмыкнул, и Смирин не сдержался:

— У нас службу все несут исправно. И вам, чтобы по­ходить на Фурманова-комиссара, следовало бы сперва узнать людей и их обязанности, а уж потом делать выводы.

— Вот вы как!..— Зверев посмотрел по сторонам.

— Не оглядывайтесь, мы здесь вдвоем. Вы мне броси­ли упрек, а я ответил,— с прежним спокойствием сказал Смирин.

Не попрощавшись, Зверев поспешил в штаб.

От этой беседы у Смирина осталось нехорошее чувство. Хотел тоже пойти в штаб и там закончить разговор, но по­дошел механик, доложил, что аппаратура готова. В агре­гатной Смирин проверил двигатель, осмотрел приборы ка­меры и вышел к летчикам.

— Начнем?

В высокую стальную коробку барокамеры село трое лет­чиков. Их лица ярко освещала электрическая лампочка. Механик герметически закрыл дверцу, включил двигатель, и "подъем" на высоту начался.

Двигатель выкачивал из стальной коробки воздух, а блестящий столбик живого серебра в изогнутом колене прибора падал, показывая барометрическое давление на разных высотах. На пульте барокамеры работа прибора дублировалась альтиметром.

Смирин в шлемофоне стоял за пультом перед прибор­ной доской. Разговаривал с летчиками, подходил к круглому оконцу, напоминающему глаз циклопа, всматривался в их лица.

Поскрипывая новенькими ботинками, вошел начальник политотдела полковник Матуль. Лицо его было строго и хмуро. Смирин отключился от пульта барокамеры, стал докладывать полковнику.

— Продолжайте работу,— сказал Матуль и крепко пожал врачу руку.

Смирин опять подключился к пульту, приказал летчикам подсчитать пульс и записать на стандартных листах.

Полковник осмотрел круглое оконце в стальной стенке, затем приблизился и заглянул в него. За столом в ряд сидели летчики с кислородными масками на лицах. По красным вспотевшим лбам понял, что нелегко им дается испытание высотой.

"Крепкие хлопцы,— подумал о летчиках.— Аж пар от них валит!"

Никого из троих он не узнал. Спросил у Смирина:

— Какая сейчас высота?

— Двенадцать тысяч семьсот метров.

— Выше не пойдете?

— Пойдем до "потолка".

— Как чувствуют себя летчики?

— Хорошо. За все дни испытаний ни один не сошел, не выполнив упражнения.

Матуль, разговаривая со Смириным, внимательно изучал его, будто хотел выяснить не то, как чувствуют себя летчики, а нечто более важное.

Смирину было приятно, что начальник политотдела всем интересуется, все хочет знать, нашел даже время по­смотреть, как идут испытания.

— Может, и вы хотите побывать в стратосфере? Так я скоро выпущу лейтенантов и могу вас поднять,— предло­жил он Матулю.

Полковник отошел от оконца, и лицо его тронула усмешка.

— Рожденный ползать летать не может.

— Вы же летали?