— В свое время, доктор, да, мы добирались до заоблачных высот. Все было! — Глаза Матуля мечтательно прищурились.— Теперь недосуг. Вот что: не забывайте о ваших опытных кадрах. На полетах выдерживать режим дня, летное время. Никаких отступлений от приказа...
Смирин воспользовался случаем и рассказал о беседе с Астаховым насчет Дыма.
— Он думал, что я добивался отпуска для командира полка. А я только выполнял приказ...
— После всех испытаний зайдите ко мне.
Когда из барокамеры вышла третья тройка летчиков, Смирин взглянул на часы. Обед...
Задумавшись, он шел вдоль солнечной аллеи в столовую. Навстречу — капитан Леваковский.
— Что у тебя произошло со Зверевым?
— Ничего...
— Так уж и ничего. Он же прибежал в политотдел с заявлением, что Смирин демонстративно подрывает авторитет замполита, препятствует проведению мероприятий по директиве политуправления.
— А дальше?
— Что при таком положении дел он, Зверев, не может плодотворно работать в полку. Поставил вопрос — либо он, либо Смирин. Потом пришел Матуль...
— Он ко мне заходил.
— В общем, не горячись, не то получишь взыскание.
— На мозоль не позволю становиться. Ты же меня знаешь...
— Смотри, дружище...
...Быстро бежали дни. Полк много летал. Как-то утром, перед разбором полетов, Зверев пригласил Смирина к себе.
"Неужели надумался сейчас говорить про тот случай?" — подумал Смирин, входя в кабинет замполита.
Зверев сидел за столом.
— Через день думаю лететь с командиром полка. Два полета запланировал.— Он достал из стола медицинскую книжку, подал Смирину.— Прошу познакомиться...
Смирин подсел к столу, посмотрел, когда майор последний раз проходил врачебно-летную комиссию. Замполит вышагивал по кабинету.
— Документы у меня в порядке. Даже испытания в барокамере...
— Всего на пять тысяч?
— Да...
— А нужно?
— Я считаю, что это формальность. Летчик я немолодой, думаю, что справлюсь.
— А я думаю, что вы никуда не полетите, пока не пройдете испытания полностью, как их прошли все летчики полка,— сказал Смирин и закрыл медицинскую книжку Зверева.— Отныне она будет у меня...
Замполит заложил руки за спину, остро взглянул на Смирина:
— Формализм?
— Вы называете формализмом пунктуальное выполнение приказа? — Смирин встал.
Зверев переменил тон:
— Доктор, так как же мне быть?
— Как быть? Прошу завтра в барокамеру. Подниму вас с летчиком Макаровым. Без формализма...
— Вы, доктор, злопамятны.
— Как аукнется, так и откликнется,— сказал Смирин.— Завтра в девять ноль-ноль прошу ко мне,— и вышел.
Зверев остался один. Подошел к окну и, отставив ногу, раздраженно постучал каблуком по полу. Вот тебе и эскулап! Поди знай, как получится. Ему, Звереву, просто необходимо вылететь в новом полку. Он не только замполит, а еще и летчик. В соединении летают только два замполита, он будет третьим. Попросил командира запланировать два полета, полагал, что с врачом уладит все без затруднений.
"Сухарь, а не врач. Не подпишет плановой таблицы — и не будешь летать,— обиженно думал он.— А может, завтра во всем признаться? Нет, не надо, попытка не пытка..."
Назавтра Зверев пришел в барокамеру как ни в чем не бывало, даже не подал виду, что накануне у них со Смириным был неприятный разговор. Послушно выполнял все требования врача при осмотре, с готовностью отвечал на вопросы. Потом Смирин осмотрел Макарова. Убедился, что оба хорошо знают, как пользоваться кислородным прибором, и начал "подъем".
До звона в ушах гудел движок. Смирин, как маятник, ходил от пульта к оконцу барокамеры. Переговаривался со Зверевым, спрашивал у Макарова, как тот переносит высоту. В какой-то момент заметил, что отвечает ему только Макаров.
— Товарищ майор, как самочувствие? Что-то не слышу вашего голоса.
Не получив ответа, подошел к оконцу. Увидел: лицо замполита бледно как полотно, рука лихорадочно ищет аварийный кран кислородного прибора. Вырвал штурвал у механика и начал быстрый спуск. Стрелка альтиметра пошла влево, а столбик ртути в трубке стал подниматься.
— Товарищ майор, почему вы ничего не говорите?
Высота падала. Смирин, не выпуская штурвала, боком дотянулся до оконца. Зверев вел себя спокойнее, но был по-прежнему бледен.
Смирин приказал Макарову проверить аварийную подачу кислорода в приборе Зверева и на какое-то время прекратил спуск, чтобы на состоянии майора не сказался резкий перепад давлений. Макаров доложил: кран и аппарат исправны.
Сделали еще две остановки, так называемые площадки, и спуск закончился. Смирин, Макаров и механик вынесли из барокамеры Зверева, положили на кушетку. Припав ухом к вспотевшей груди замполита, Смирин ловил тоны сердца. Они прослушивались хорошо и были чистыми.
— Вот тут... больно,— рукой показал Зверев на левую половину головы.
Это был опасный симптом, но Смирин не выдал своего волнения. Осмотрел майора: рефлексы правой половины тела были заторможены. Это говорило о многом. Так можно потерять человека не только для авиации...