Над окошком месяц

Что ценно было — нам никто не мешал работать. Не было шифровок, запрещающих летать каждый день и помногу, мы могли снимать с одного вертолёта агрегаты и ставить их на другой, вертолёты взлетали и садились в скопище народа, в облаке непроглядной пыли. К нам никто не прилетал и не приезжал не только из Москвы, но и из округов. Стали появляться позже, когда реактор пыхтел под коркой из свинца, песка и бора и не выбрасывал в воздух клубы заразы. Нужно отдать должное — вели себя приезжающие с опозданием начальники тактично, обходились малыми замечаниями, упрекали кое-в чём, в силу привычки, и улетали с чувством выполненного долга. Однажды привезли нам чертежи на ватмане. Мой старый товарищ и сокурсник по Иркутскому и Киевскому училищам, теперь киевлянин, полковник Авенир Никонов, наморщив лоб, долго всматривался в чертежи, а потом изрёк:

— Это вы привезли по ошибке выкройки какой-то швейной мастерской.

— Ошибки не может быть, — с гонором заявил курьер. — Да, это выкройки, но не для портных, а для вас. Вы должны по ним рассчитать количество листового свинца и срочно заказать его установленным порядком, а потом раскроить и оборудовать вертолёты, принимающие участие в ликвидации последствий аварии на АЭС!

— Как длинно и бестолково, — закусил удила Авенир. — Можете повторить ещё раз? Ни хрена не понял. Какие выкройки, если наши вертолёты уже в свинце, как ящерицы в панцире? Поздно там проснулись. Или это на будущее?

Хорошо запомнился день 9 мая. Решили чуть пораньше закончить работу, помыться в баньке да принять перед сном боевых сто граммов за Победу. В 10 часов вечера мы с Масловым были уже в комнате, копались в сумках отыскивая, что почище из белья, как вдруг влетел Олег, глаза выпучены — они и так у него не маленькие, — а тут по плошке.

— Всё! Конец! Реактор взорвался! Это конец!

Нас с Масловым как обухом огрели по голове. Мы застыли с ненужными нам уже тряпками в руках. Это сообщение не было для нас такой уж неожиданностью, и раньше ходили слухи, что бухтит и клокочет силушка под коркой, и что должна когда-то вырваться наружу. Но как-то всё сходило, и мы успокаивались. И вот оно пришло неожиданно, так долго нами ожидаемое. Не успели даже помыться, сменить бельё, что было бы кстати: маловероятно, что нам повезёт и мы выкрутимся в очередной раз.

По тревоге уехали на аэродром, выпустили на разведку Ми-8. Ждём с обречённым видом. Минуты кажутся вечностью, только надежд никаких. Из динамика слышится радиообмен. Пока ничего нельзя понять, всё в оранжевом облаке. Это прорвались газы из реактора, подняли пыль, и в свете прожекторов выглядит как взрыв. Всё нормально! Ну, что ж, поживём ещё, потопчем матушку-землицу! Баньку проехали, но от боевых ста не откажемся!

Работы с вылетами поубавилось, и мы стали думать, как избавить вертолёты от загрязнения. Большой фон давали двигатели, они засасывали радиоактивную пыль внутрь, забивали ею пористые вставки корпусов турбин и компрессоров, «выманить» их оттуда ничем нельзя было. Впрыскивали при работающих двигателях в заборники воду, спирт. Результат нулевой. Попробовали заменить воду песком; получается что-то, но до допустимого уровня, даже для военного времени, далеко. Мы работаем вместе с группой инженеров НИИЭРАТ, они делают науку, мы им помогаем. Графики, таблицы, выводы и предложения нужны сейчас, могут пригодиться, и в последующем — оборони, Бог, от этого!

Решили как-то во время таких исследований купить воды и ещё чего-нибудь съестного в ближайшем селе — там был магазинчик. Поехали на уазике с открытым тентом. Никонов не стал снимать с себя чулки и прорезиненный плащ, под его подбородком болтается респиратор. Остановились у магазина, и тут же, как в сказке, около нас выросла толпа. Люди косо поглядывали на большеносого молчаливого Никонова, очевидно, принимая его за американского специалиста по атомной энергетике, а нас засыпали вопросами: что случилось, чего ждать ещё, можно ли пить молоко, есть ягоды, косить траву, что будет с нами дальше? Мы в свою очередь поинтересовались, был ли у них в деревне кто-нибудь, из района хотя бы, может, по радио или телевизору сообщали что-либо нужное и полезное? Никого не было, никто ничего не слышал. Мы, что знали из науки об оружии массового поражения, обо всём, что могло им пригодиться, поведали, посоветовали чаще мыть руки и тело, закрыть окна и форточки, отправить куда-нибудь подальше из этих мест женщин и детей…

С питанием, организацией питания и у нас не было порядка. Врач на совещании говорит: «Личный состав кормить на аэродроме нельзя, там кругом радиация! Надо возить всех в столовую». Тыловик: «Это же мне надо всех мыть, переодевать, потом уже кормить». Ивашкин: «На это уйдёт уйма дорогого времени. Не годится!» И в течение дня каждый питался, чем мог: кто-то грыз припасённые корку или пряник, кто-то пил молоко или кефир, у кого-то появлялся шматок сала.