Над пропастью

– Поначалу я действительно видела в нем лишь твои внешние черты. Да что я — Долли и та обманулась: приученная не брать еду из чужих рук, из Ваниных она преспокойно взяла. Первое время, разговаривай мы чаще, я запросто могла забыться и назвать Ваню твоим именем. Но постепенно я присматривалась, прислушивалась: то же лицо, тот же голос, а слова и поступки другие — лучше, добрее, благороднее...

– И ты вызвала меня, чтобы рассказать об этом? — Павел начал злиться, это было заметно по его сжатым губам и отсутствию улыбки на обычно не унывающем лице. — Ну что ж, я оценил твой порыв. А вот он, боюсь, не оценит. Погляди, как он смотрит на тебя. Думаешь, ты ему нужна будешь после этого? Ванька всегда был гордым и бескомпромиссным. Он мне, родному брату, не простил мальчишеского легкомыслия, а уж тебе и подавно не простит твой обман. Не думаю, чтобы ты не понимала этого. Для чего же, спрашивается, эта сцена с признанием, вернее — для кого?

– Ты этого не поймешь, потому что для тебя не существует другого мерила, кроме личной выгоды. Да, возможно, я своими руками загубила свое счастье. Я позвонила тебе позавчера и после всю ночь проревела. А вызвала я тебя сюда как делового партнера, чтобы внести коррективы в наш общий бизнес, потому что я хочу, чтобы отныне Ваня принимал в нем самое активное участие. В противном случае мы разделим наши капиталы, и ты лишишься контрольного пакета. И чтобы у твоего зама больше не возникали уголовные мыслишки, предупреждаю: твоей карьере в одночасье придет конец, если со мной или с Ваней что-нибудь случится.

– Во-первых, я советую тебе сменить тон и быть со мной поласковей, хотя бы как с деловым партнером. Во-вторых, в случае раздела капитала ты потеряешь не меньше, чем я.

– Я потеряю доходы, а ты, кроме этого, потеряешь власть!

– В-третьих,— будто не слыша ее, продолжал Павел,— в чем именно, по-твоему, должно заключаться его участие? (Он не глядя кивнул в сторону брата.)

– Ваня талантливый ученый. Ты хоть знаешь об этом?

– Что ученый, знаю. Что талантливый... — Он повернулся и начальственно посмотрел на Ивана. — Последняя твоя должность, кажется, младший научный сотрудник?

Присутствуя при разговоре близких ему людей и чувствуя себя при этом в буквальном смысле бедным родственником, Иван смотрел на них, будто первый раз их видел. Он действительно впервые наблюдал Машу такой сосредоточенной и отчаянно-воинственной. Павел внешне держался гораздо свободнее, даром что в гостях. Благодаря ему получив возможность вставить слово, Иван сказал:

– Спасибо, что заметил меня. А то вы так деловито обсуждаете...

– Извини, Ваня... — смутилась Маша.

– Ну, что я тебе говорил? — торжествующе кивнул на брата Павел, обращаясь к бывшей жене. — С Ванькой такие номера не проходят!

– Маша, надо бы накормить гостя,— сдержанно добавил Иван.

– Спасибо, братцы, но есть я не хочу. — Павел расслабился и зевнул. — Спать хочу — сил нет! В самолете всего два часа подремал.

Маша встала и вышла из гостиной.

– Она что же, сама готовит-убирает? — спросил Павел, проводив ее взглядом. — Да-а... Она здорово изменилась с тех пор, как переметнулась к тебе. Вот мы с тобой и квиты!

– Если не считать, что я ни сном ни духом...

– Да я тебя не осуждаю. Понимаю: ее идея, она тебя окрутила. Думаю, это не стоило ей большого труда. Ты всегда был теленок с женщинами. Извини, конечно. Вдобавок тебя бросила жена, как мне потом доложили. Я ведь взял Марию восемнадцатилетней девчонкой... Ладно, не хмурься! Уж лучше ты, чем кто-то другой. Так ты действительно хочешь заняться бизнесом? Зачем тебе это? Ты, по-моему, и так неплохо устроился и без этих хлопот.

Вернулась Маша.

– Твоя комната в конце коридора, направо. Там же найдешь туалет и ванную.

– В машине мои люди... Их можно разместить?

– Если ты боишься, что тебя в этом доме могут убить, езжай в гостиницу.

– Ну, нет так нет! — с легкостью согласился Павел. Он переговорил по рации и затем ушел отдыхать.

Иван с Машей молча сидели. Чем дольше длилось тягостное молчание, тем лицо у нее все больше каменело и покрывалось бледностью, как когда-то в лаборатории, когда она всерьез испугалась, что может потерять его.

– Прости меня...

Он не реагировал.

Наконец она встала и направилась из комнаты. Только тогда он очнулся, окликнул ее, подошел и молча обнял сзади. Она вцепилась в его руку, и у нее брызнули слезы из глаз. Он поцеловал ее в висок, да так и застыл, прижавшись щекой к ее щеке.

– Я все время боялась, что однажды все раскроется, ты узнаешь, кто я такая, и еще неизвестно, как отнесешься ко мне после этого.

– Все это так неожиданно... Вы меня когда-нибудь прикончите своими сюрпризами.

Маша вытерла слезы и улыбнулась; теперь, когда все было позади, она опять могла улыбаться.

– Хорошо еще, не сжег назло врагам,— добавил вдруг Иван, вынимая из-под одежды свое сокровище.

Маша с удивлением поглядела на папку и с укором — на него.