Над пропастью

Когда я обнимал ее, уже лежащую на подстилке, она, как приличная девушка, слабо сопротивлялась и тихо умоляла: «Не надо! Я прошу...» Ее деликатные просьбы лишь побуждали меня к большей настойчивости. Я начал стаскивать с нее последние лоскутки материи, как вдруг ее руки налились силой, тело напряглось, она стала брыкаться и отпихивать меня изо всех сил. Между нами произошла короткая борьба. Наконец она вырвалась из моих объятий и вскочила на ноги, подтягивая трусы и ища глазами лифчик. Приведя себя в порядок, она взглянула на меня, валяющегося у ее ног, и взволнованным голосом многообещающе добавила: «Не сейчас...» Затем она подошла к большому камню, на котором стоял полиэтиленовый пакет, порылась в нем, взяла какой-то сверток и, извинившись, скрылась в кустах.

Я остался один. Сначала я чувствовал себя обокраденным, потом одураченным, так как Лариса долго не возвращалась. Потом я задумался о последствиях и готов был уже пожалеть о случившемся. Меня мало беспокоило, что подумает о нас, обо мне Игорь: он не из тех, кто распускает сплетни. Но в отношениях с Ларисой я предвидел осложнения психологического характера: как я теперь буду смотреть ей в глаза? И как-то она себя поведет после всего, что тут было... Хорошо еще, что ничего такого не было!

Я поднялся с намерением вернуться к машине, но тут из прибрежных зарослей показалась Лариса. У нее был вид раскаявшейся грешницы. Она не смела поднять глаз и сразу же оделась, чтобы, по-видимому, не вводить больше меня в соблазн своей наготой. Я вновь опустился на камень, наблюдая за ней. Затем она подсела ко мне и робко так попросила:

– Антоша, ты не мог бы одолжить мне денег?

Она перешла на «ты», это приятно. Хотя это полностью подтверждало мои худшие опасения. Она просила взаймы именно сейчас, это более чем неприятно. Я помнил Ванькин наказ не давать ей денег, но не мог отказать, особенно после того, как она назвала меня Антошей. Хмуря брови (ей, наверное, думалось — от скаредности), я полез в карман за бумажником. Заметив мой жест, она прибавила:

– Мне нужна большая сумма.

– Сколько?

– Пять тысяч долларов.

Я вынул пустую руку из кармана и, окончательно расстроившись, долго щурился вдаль. Откровенно говоря, она разочаровала меня: я думал, она тоньше и умнее.

– Пора возвращаться в город. У меня еще масса дел,— сказал я, вставая. — Мы будем снимать на видео или не будем?

– Я уже сняла скрытой камерой,— ответила она, потупив взгляд.

Я уставился на нее. Затем подошел к сумке, в которой лежала видеокамера, и только теперь заметил в ее черном полиэтиленовом боку аккуратно прорезанную черную же дыру. Я заглянул в видеокамеру.

– Кассету я спрятала,— пояснила Лариса.

Я глядел на нее как на чудо-юдо, озадаченный, но спокойный. Она же пребывала в сильном душевном волнении: кровь прилила к ее лицу, взгляд блуждал, казалось — она сама себе не рада.

– Ну и что это значит? — сердито спросил я.

– Мне нужны пять тысяч долларов,— повторила она, не поднимая глаз. — Я верну, как только смогу.

– Прежде всего ты вернешь кассету,— сказал я властным начальническим голосом. — Я жду!

Я грозно возвышался над ней, а она сидела словно пришибленная, словно это не я, а она угодила в лапы безжалостного шантажиста.

– Лариса, прошу тебя, отдай мне кассету,— повторил я уже мягче, почти жалеючи ее.

Молчание. Только пылающее лицо выдавало ее моральные муки.

– Ты насмотрелась сериалов с их бесконечными денежными интригами... ты вообще как, в порядке?

Ничего не добившись, я еще раз просмотрел содержимое пакета, подержал в руках дамскую сумочку, совестясь заглядывать внутрь. Лариса исподлобья наблюдала за мной, презрительно морща лицо,— может быть, от нервов, а может, и от души. Я протянул ей сумочку:

– Открой!

Она молча открыла и показала содержимое. Кассеты там не было. Не зная, что предпринять, я неуверенно направился по ее следу. Только в том-то и беда, что никаких следов на каменисто-грунтовой поверхности не было. Вот если б песок... Добредя до того места, где она скрылась в зарослях, я остановился в полной растерянности.

Постепенно мною овладевала досада: до чего же легко я позволил заманить себя в ловушку! Главное, за полчаса до этого у меня ни разу и в мыслях не было приставать к ней, несмотря на эротические атаки, которым я подвергался ежедневно. Но перед красотой, помноженной на талант, не устоял... Может, дать ей денег? Правда, и аппетит у нее!..

– А ты не боишься меня? — поинтересовался я, вновь приблизившись к ней. «Хотя что я спрашиваю: с ее коричневым поясом по каратэ...»

– Наоборот — жалею.

Это новость! Впрочем, скорее приятная: люблю, когда меня жалеют. Вот и Иван меня жалеет и всячески мне сочувствует, когда я, по старой мехколонновской привычке, начинаю жаловаться на трудности совмещения двух ответственных должностей в разных административных центрах.

– Пожалел волк кобылу... — проворчал я. — Люди совсем с ума посходили из-за этих денег!

– С одной лишь разницей: у одних они есть, а у других их нет,— добавила Лариса.