Над пропастью

– Я ожидала, что он пригласит меня к себе домой, так мечтала с ним познакомиться поближе. Даже не потому, что он богатый. Мне всегда хотелось иметь старшего брата. — Лариса сделала паузу, лицо ее выражало горечь. — В его кабинете имелись диван, кресла для приятной беседы, но он разговаривал со мной через стол, как официальное лицо с обычной посетительницей. Ни о каком приглашении в гости речи не шло. Я призналась, что ищу работу. Он подумал и сказал, чтобы я позвонила на днях. Но не взглянул на мой диплом и даже не спросил, какая у меня специальность. Я поняла, что мне не на что рассчитывать. Присутствовавшая при разговоре девушка, он называл ее Машей, увела меня в соседнюю комнату. В отличие от него, она отнеслась ко мне действительно как к сестре. Угостила кофе. Мы проговорили больше часа, и она обещала мне помочь.

«Так вот кто та влиятельная покровительница, с которой Иван не хотел ссориться!» — подумал я.

– Маша сдержала обещание: я получила хорошо оплачиваемую работу, жилье-пансионат, где моим соседом оказался сам управляющий банком — молодой и симпатичный мужчина. Но я рано обрадовалась, так как оказалось, что у тебя жена и двое детей, и сам ты — человек строгих правил, совершенно не похожий на новых русских, и к тому же очень дисциплинированный. Ведь это Морозов приказал тебе не давать мне настоящей работы, чтобы поскорее от меня избавиться?

– Мне приятно, что ты перешла со мной на «ты», хоть я и не твой брат,— сдержанно заговорил я,— но ты все-таки не забывайся... Я не собираюсь отчитываться и тем более оправдываться перед тобой. Ивана я знаю много лет, а тебя — без году неделю. Если он решил от тебя избавиться, как ты говоришь, значит, у него были для этого веские причины. И теперь я сам вижу, что он слишком уж с тобой цацкался.

«Вернусь в Хабаровск — все ему выскажу! — мысленно негодовал я. — Немного же жалости я заслуживаю в ее глазах!»

– Ну так что будем делать? — спросил я, возвращаясь к нашей с ней проблеме. — Отдашь кассету?

– Если все, что я о нем слышала за эти дни, правда, то он, как благородный человек, возместит тебе ущерб. Вот увидишь!

– А может быть, я не стану злоупотреблять его благородством. Не суди всех по себе.

Я встал и прошелся по берегу туда-сюда, заложив руки за спину и искоса поглядывая на нее.

– Пять тысяч долларов — за небольшой стриптиз и дразнящее прикосновение!

– Я сохранила тебя для любимой семьи.

«Она еще и издевается надо мной,— подумал я беззлобно. — И поделом мне!»

– У меня нет с собой таких денег. А кассета мне нужна сейчас, иначе я не смогу быть уверен, что ее не скопировали.

– Дай честное слово, что заплатишь.

Она не переставала меня удивлять!

– Хорошо, я даю слово.

Помедлив немного, словно борясь с сомнениями, она встала и направилась к зеленым зарослям; я — следом за ней. Мы удалились от берега на сотню шагов. Она отыскала под приметным деревом завернутую в прозрачный полиэтиленовый пакетик злосчастную кассету и отдала мне.

– Надо сжечь ее на костре,— озабоченно сказала она, нагибаясь за сухой веткой.

– А вдруг на ней ничего нет? — возразил я. — Сперва я хочу убедиться, что ты меня не дурачишь. А может быть, и сохраню на память. Жизнь — штука переменчивая. Сегодня ты в роли шантажистки, которой нечего терять, а я в роли обеспеченной жертвы шантажа. А завтра меня уволят по твоей вине, ты же станешь знаменитой или выйдешь замуж за богача. Тогда настанет моя очередь шантажировать тебя, хотя бы затем, чтобы вернуть назад свои деньги. А? Как тебе такая перспектива?

Она закусила губу. Такого поворота ее изобретательный ум явно не предусмотрел. Я же как-то не подумал, что она могла попросту нокаутировать меня каким-нибудь «йоко-гери» и отобрать кассету. Правда, тогда она точно не получила бы от меня ни гроша, и мы вернулись бы к тому, с чего начали.

К счастью, ее поведение ничем не отличалось от поведения обычной слабой женщины, разве что еще большей женственностью. Она молча забрала свои вещи, не тронув пакета с видеокамерой, и, не оборачиваясь, ушла к машине.

Я остался горевать по поводу утраты крупной суммы денег (пока лишь абстрактной) и благосклонности восхитительной женщины (вполне осязаемой), заодно избавившей меня от угрызений совести.