Над пропастью

Я поглядел на нее: к ней начал возвращаться обычный цвет лица, она явно ободрилась, видя мое миролюбивое настроение, только все еще не смела взглянуть мне в глаза.

– Мы не уйдем отсюда до тех пор, пока ты не отдашь кассету,— пригрозил я.

– Не будешь же ты удерживать меня силой.

– Не буду,— подумав, согласился я. — Но я не спущу с тебя глаз. Ты не сможешь воспользоваться плодами своего коварства. Кассета останется лежать там, где лежит, а твоя жизнь превратится в постоянный кошмар.

– Ее заберут другие.

– Какие еще другие?

– Те, кто обещал хорошо заплатить за компромат на тебя или на твоего начальника.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что тебя специально к нам подослали? Ну и кто же эти сказочные злодеи?

– Если б у меня были деньги, чтобы я смогла уехать из страны, я бы все рассказала.

Я не знал, верить ей или не верить.

– Почему же ты не продала кассету им, а решила сначала предложить ее мне?

– Я не хочу с ними связываться, и я не желаю тебе зла.

– Я скажу почему. Потому что компромату твоему грош цена. Подумаешь, обнял девушку! Да меня любой поймет, когда взглянет на тебя. Скорее тебе должно быть стыдно выставлять себя напоказ. Я-то хоть в брюках, а ты...

– Все равно я уеду отсюда. И потом... я уверена, что до этого не дойдет.

– То есть?

– Мы договоримся.

Я в очередной раз смерил ее взглядом: она вызывала во мне все меньше симпатии и все больше раздражения: этот самоуверенный тон, скрытая угроза...

– Ты не учла, что я служащий частной компании, а не политик и не государственный чиновник. Моя личная жизнь никого не касается и никому не интересна, кроме меня и моей жены. Но жена скорее простит мне измену, чем потерю такой суммы денег, особенно если я расскажу ей всю правду. Когда в семье двое детей...

– Ты судишь с точки зрения морали, тогда как налицо попытка изнасилования — уголовно наказуемое преступление. Еще мне придется сказать, что ты сам же и снимал сцену насилия на видеопленку, которую я потом выкрала у тебя. А это уже извращение.

Она отбубнила потрясающую по своему цинизму тираду, словно вызубренный урок, после чего мы поменялись ролями: теперь у меня кровь стучала в висках от сильного душевного волнения. Меня душил не страх (ее доводы выглядели слишком нарочитыми), а праведный гнев.

– Зачем тебе наживать проблемы с правосудием, с женой, с начальником? — продолжала убеждать она. — Разве не дешевле заплатить пять тысяч долларов, причем с возвратом?

– Что я тебе сделал плохого? — взмолился и рассвирепел я одновременно, но тут же взял себя в руки. — Ты права. Без правосудия нам не обойтись. Сейчас я позвоню в милицию и попрошу, чтобы прислали кинолога с собакой, пока след не простыл. Собака быстро отыщет кассету. А там посмотрим, кто на кого подаст в суд.

Лариса подняла голову (впервые за время разговора) и с испугом посмотрела на меня.

– Огласка не в ваших интересах.

Она со страху опять перешла на «вы», так мне показалось. Но из дальнейшего разговора стало ясно, что она говорила во множественном числе.

– Не в моих интересах позволять шантажировать себя. — Я демонстративно собрал вещи. — Идем! Как поется в песне: мы не расстанемся с тобой...

Я стоял у нее «над душой», она не двигалась.

– Хорошо, позову Игоря.

– Я двоюродная сестра Ивана Морозова.

Кажется, я должен был перестать удивляться ее сюрпризам, но я в очередной раз вытаращил на нее глаза.

– Он просил меня держать это в тайне,— добавила она,— чтобы не осложнять жизнь ни мне, ни ему.

С тех пор как Иван стал богатым и знаменитым, регулярно объявлялись люди, называющиеся хорошими знакомыми, приятелями, друзьями, друзьями друзей, имена которых он не всегда мог вспомнить. Но двоюродная сестра — это что-то новое.

– Почему я должен тебе верить? — Но я уже склонен был верить ей, потому что вспомнил: Иван родом из Ургала, как и она. — Если б ты была его сестрой, ты бы попросила у него денег взаймы, а не набрасывалась на честных людей, как разбойница с большой дороги.

– Если б он отнесся ко мне как к сестре, я бы так и сделала. Но он встретил меня как чужую. Я обращалась к нему на «ты», поскольку он мой брат, а он, как будто не замечая этого, продолжал мне говорить «вы». Правда, до этого мы никогда не виделись...

– Как же ты его нашла? — Я положил вещи и сел напротив нее.

– Я узнала его по фотографии в газете. Он — копия отца в молодости, моего дяди. Фамилия, имя, отчество — все сходилось.

Я хорошо знал Ванькину мать — красивую, приветливую женщину, всегда угощавшую нас, его друзей, вкусными обедами, погибшую в автокатастрофе десять лет назад. Был знаком с его братом еще до того, как тот победил на краевой математической олимпиаде и его после восьмого класса направили учиться в физико-математическую школу для особо одаренных детей, при новосибирском Академгородке, после окончания которой он продолжил учебу в Москве, где и остался. Но об их отце я слышал едва ли не впервые. И уж наверняка у них не было с ним никакой связи, иначе я бы знал.