Над Самарой звонят колокола

Илья Федорович Арапов, рыжеватый, отчего не видно было в усах и в бороде раннего седого волоса, приветливо улыбался встречающим самарцам. Он издали еще помахал рукой выехавшему навстречу Ивану Жилкину, переговорил с ними о чем-то, то и дело поглядывая на самарский крестный ход. Потом атаман дал знак войску остановиться, сам спрыгнул с коня на укатанный снег, пеши подошел к протопопу Андрею и, приняв благословение, приложился к образам. От поднесенной хлеба-соли отломил кусочек и, старательно прожевав, съел.

Поднявшись с колен, Илья Арапов, обратясь к кучно сбившимся самарцам, довольно громко – над Самарой не умолкал праздничный благовест – проговорил:

– Радостно мне, святые отцы и вы, жители Самары, что преклонился ваш город пред государем Петром Федоровичем по доброй своей воле и столь единодушно, потому как вижу я здесь людей разного звания. Имею я вам сказать от имени государя-батюшки нашего, что он пожалует вас всех за такое усердие, наградит вас чинами и жалованием, а город Самару сделает губернией! Теперь же всем идти в собор и служить молебен о здравии императора Петра Федоровича. А после молебна объявлю я вам его манифесты.

Атаман подошел к своему коню, легко сел в седло. И тут неподалеку от Данилы и Герасима послышалось испуганное детское восклицание:

– Гришатка! Это он… холоп наш!

Арапов резко повернулся на голос – его суровый взгляд столкнулся с испуганным взглядом отрока. Они тут же узнали друг друга: сын Матвея Арапова Анисим смотрел на бывшего отцовского конюха огромными, как у совенка, круглыми желтыми глазами. Отрок не выдержал атаманова взгляда, рванулся было бежать, да толпа слишком плотно сжалась, а тут еще резкий и властный приказ:

– Жилкин, взять помещичьего змееныша!

Казаки мигом очутились на земле, а потом и около отрока. Из толпы вырвалась насмерть перепуганная, ни о чем не думающая, кроме как о спасении сына, Анна Петровна, вцепилась в плечи казаку:

– Ироды! Будьте прокляты! Что сделал вам ребенок?

– И ее взять! – тут же распорядился атаман Арапов. – Я самолично допрошу их, а теперь уведите прочь!

Атаман, словно отыскивая еще кого-то, пошарил глазами по тесно стоящим самарцам. И его взор пристальный остановился на Даниле Рукавкине. Илья Арапов в удивлении дернул бровью, непонятная улыбка скользнула по сухощавому, широконосому лицу и пропала в бороде. Он тут же обратился к сидящему рядом на гнедом коне бородатому казаку с рваной верхней губой. Что спросил атаман, Данила за дальностью и за колокольным звоном не расслышал, но по взглядам в его сторону понял, что речь ведется о нем. Есаул, вглядевшись в Рукавкина, непонятно чему разулыбался и кивнул головой в ответ на слова атамана.

У Данилы по спине прошла холодная колючая волна.

«Ах ты, господи! – с запоздалым сожалением ругнул он себя. – Ну как же выпало из старой дырявой башки прежде сказанное мне, что сей атаман – бывший конюх Матвея Арапова! А ну как неприязнь к хозяину да перекинется на безвинного ребенка и на слабую женщину? Кто знает, какая черная кошка пробежала между ними, атаманом и Матвеем? Да и где теперь сам-то Матвей? Жив ли? Убежал ли счастливо из Борской крепости или…» – и не додумал своих тревожных мыслей. Священники, а за ними и атаман с воинством пошли к Троицкому собору, радуясь веселому переливчатому благовесту над вольной теперь Самарой.

– Чует мое сердце недоброе, – прошептал Данила Герасиму. – О чем говорил атаман с бородатым есаулом? И на меня глазами указывал при этом. И почему тот, с рваной губой, так щедро зубы показывал, усмехаясь?

– Ежели што недоброе умышлили шупротив шемьи Матвея – то быть лиху и в нашем доме… Ты, Данила, штупай жа ними, а я пошпешу домой упредить хозяюшку да что-нито иж утвари шхоронить понадежнее.

– Наверно, ты прав, Герасим, – согласился Данила. – Кто знает, известно ли атаману о родстве Анны Петровны с Дарьюшкой? Ежели известно – тогда прямая ему дорога в мой дом. – Данила безнадежно махнул рукой – вызверится ежели атаман, никакие ухищрения не помогут – и вслед за Алексеем Чумаковым побрел к Троицкому собору. Герасим первым же проулком проковылял вниз от земляной крепости к Большой улице, мелькнул рыжей шапкой за чужими плетнями и скоро пропал из виду.

Данила, придерживая шаг, пропускал мимо себя команду походного атамана Илья Арапова, краем глаза приметив, что и сержант Стрекин, поотстав от толпы, зорко вглядывается в государево войско.

«Гляди-ка, отчего-то не ушел с капитаном Балахонцевым», – подивился Данила Рукавкин, а когда увидел чуть впереди поручика Счепачева с сержантом Мукиным, понял, что вся рота Ставропольского батальона оставлена Балахонцевым в городе на произвол судьбы.