Над Самарой звонят колокола

Федоров подхватил свою кружку, оглянулся на целовальника – у того, должно с испугу, выпал из рук длинный нож для резки ветчины, тупо ударился в пол и задрожал, воткнувшись острием в доску.

Родион с кружкой в руке встал, выдернул нож, молча и сурово глянул в отекшие глаза целовальника, кинул нож на прилавок, сказав:

– Пей за здоровье государя! А нож припаси для графского управляющего – аккурат подойдет для борова!

– Пьем за здоровье государя Петра Федоровича! – подхватил здравицу Федоров и поднес кружку к губам…

На западной околице села ударил сполошный ружейный выстрел – там Федоров поставил своего дозорца, – а через несколько секунд еще один, ответный, потому как прозвучал слабее. Василий Иванов бросил пустую кружку на длинный стол, двинул ногой табурет, крикнул:

– За мной! Живо на конь!

Он первым выскочил из питейного дома. Родион едва не упал, споткнувшись о метнувшуюся под ноги толстую кошку, чертыхнулся и, не успев прихватить с лавки шапку, простоволосый выбежал на улицу, опередив приказчика Федорова.

– Казаки! – прокричал не своим голосом перепуганный Демьян и, забыв отвязать поводья чужих коней, ударил плетью свою лошадь, погнал ее на противоположную окраину села.

– Сто-о-ой! – крикнул было ему вслед Василий, а потом махнул рукой – увидел, что наперехват Демьяну с гиканьем неслись казаки, выставив перед конскими головами длинные копья.

– Все, влетели, как индюки в кашу гречневую! – проговорил внешне спокойно Родион, повернулся к Федорову, присоветовал: – Укройся в питейном доме, а ежели будет возможность, уведи потом мужиков к государю, послужите… и за нас, пропащих теперь безвозвратно.

Питейный дом проглотил Федорова прежде, чем из-за угловой избы к площади вынеслись около двадцати казаков – остальные растекались, охватывая село со стороны Волги, перекрывая дорогу к Самаре.

– Вот-та-а! – прокричал худощавый румянощекий офицер. – Попались, петухи щипаные! – Он с трудом удерживал разгоряченного коня. – Вязать воров, да покрепче! – Холодные серые глаза офицера настороженно следили за каждым движением стоящих перед ним казаков, дуло пистоля целилось то в Василия, то в Родиона.

«Эх, надо было пистоль переложить из приседельной сумы в карман полушубка!» – с запоздалым сожалением подумал Василий и тут же осознал, что это не помогло бы: слишком много было казаков и слишком неожиданно офрунтили они Осиновку – не уйти бы и на конях.

Шестеро казаков спрыгнули с коней, грубо обшарили карманы, залезли за голенища валенок – не укрыт ли там нож? Заламывали руки за спину, не скупясь на тумаки и пинки пленникам.

– Крепись, Родион! – нашел в себе силы подбодрить товарища Василий Иванов. – Еще явится нам в помощь орел наш, батюшка государь Петр Федорович! Еще полетят из воронья поганые перья!

– Есаул Тарарин! – вскрикнул офицер, потрясая от гнева пистолем, однако стрелять не решался.

– Слушаюсь, господин прапорщик! – живо отозвался казачий есаул, которого Василий вдруг ясно вспомнил – это он стоял тогда на мосту в карауле под Алексеевской и отхватил от них четырех человек, в том числе и атаманова любимца Гаврилу Белого.

– Ворон ловишь? – раскричался прапорщик. – Вор скверные слова лает, а у тебя что, нечем ему пасть заткнуть?

Есаул Тарарин грубо ухватил Василия за отворот полушубка, впился в его глаза злым бирючьим взглядом. Маленькое, словно усохшее от какой болезни лицо с вытянутыми вперед губами и подбородком исказились ненавистью – знать, обидно стало, что прапорщик так грубо накричал на него при пленном бунтовщике.

– Молви еще хоть слово, – прохрипел есаул и рукоятью пистоля покачал перед лицом Василия Иванова. – Сколь есть зубов в пасти – ими и отобедаешь тотчас!

– Не из пугливых! – тут же отозвался Василий. – Страшен сон, да милостив Бог! Взойдет и над нами солнышко, а вам жарко будет, государевым ослушникам!

– Ишь ты! – сплюнул на снег кто-то из казаков и усмехнулся. – Спасается, а кусается! Однако сколь кобылке ни прыгать, а быть в хомуте. Не простого, видать, полета птички, коль такие речи несут. Господин майор сам их допросит с пристрастием, вяжите их накрепко!

Рядом сопел, не давая взять себя, Родион. Один из казаков, озлясь, со всего маху ударил Родиона кулаком в скулу. Родион качнулся, откинулся назад, ногой со всей силы пнул обидчика в пах. Рябой казак, потеряв шапку, повалился, охая, на снег, а над Родионом закипела куча мала: били кулаками, ногами, стараясь достать почувствительней. Потом, окровавленного, за руки поволокли в амбар рядом с питейным домом.

– Ништо-о, – протяжно всхлипывал побитый Родионом молодой казак и придерживал живот руками, все не решаясь полностью разогнуться после сильного удара. – Посидите в амбаре на холоду, пока господин майор с вас шкуры не поснимает, одумаетесь, воры и разбойники!

Василия Иванова тычком в спину подтолкнули к порогу, потом ударом приклада между лопаток вбили в амбар. Громыхнула тяжелая задвижка.

– Вот и отслужили государю, – едва поднявшись с затоптанного пола, натужно – удар пришелся по позвоночнику – проговорил Василий. – Столь многого хотелось, да мало нам, брат Родион, далось…