Кику слишком сильно тянет время, слишком долго решает, а ведь разбираться с такими вещами всегда надо быстро. Если в доме заводятся вредители, то их всегда пытаются убить как можно быстрее, именно так говорил Хонде Германия, когда его серый и с виду суровый кот поймал мышь и принёс в дом, чтоб похвастаться. И примерно то же самое Германия говорил, когда они прощались в порту, но уже в совершенно ином контексте. Тогда от его слов вдоль позвоночника у Кику пробежали мурашки. А когда Германия узнает о том, что он натворил, то мурашки вдоль позвоночника пробегут уже у Людвига. Поэтому, пытаясь таким образом оправдать собственные действия, Япония быстрым шагом вышел из дома, убрав катану обратно в ножны, пытаясь сделать это не слишком громко, чтоб никто не зашёл и ни в коем случае не сбил этот маленький акт охоты. Кику знал, что возле дома есть уцелевшее дерево, по которому можно забраться в окно второго этажа так быстро, как только можно. Взбираясь по дереву, Япония невольно спросил себя: «Почему я вообще это делаю?», и это, несомненно, был хороший вопрос. Хонда частенько задавал его себе, но в совершенно разных ситуациях: когда делал различной степени глупость, или же когда ошибался где-то, громко и с шумом, на весь мир опозорившись своей ужасной ошибкой и ещё в сотни тысяч иных ситуаций, когда он заставлял себя остановиться, обдумать всё, что он делал сегодня, а то и всю эту неделю, а временами даже столетие. Но сейчас у Кику явно не было времени на размышления, потому он лихо забрался на второй этаж через окно, беззвучно, подобно коту Германии, что охотился на крупную мышь, прятавшуюся среди ящиков. Пробираясь к бочке с рисом по ящикам, взвешивая каждый свой шаг, Япония медленно достал катану, встав на ящике возле бочки так, чтоб нависать аккурат над рисом, с занесённой над головой катаной, вслушиваясь в каждый шорох, доносящийся оттуда. Не дождавшись каких-либо признаков жизни, он вслепую вогнал лезвие в белый рис, раздался сдавленный крик, быстро перерастающий в истошный детский визг, отчего Хонда поморщился и поспешно вытащил катану из бочки, быстро отпрянув.
Из риса выкарабкалась тощая девочка в грязном изодранном платье. Япония задел только её плечо и ногу, да и то не слишком сильно, видимо, трясущиеся руки дали о себе знать. Она приглушённо плакала, забиваясь в угол, прижавшись спиной к стене, словно думая, что если она достаточно выплачет и сожмётся в клубок, то её никто не тронет. Широкими, полными ужаса глазами, она уставилась на Кику, будто он был прокажённым. Иной реакции Хонда и не ждал. Судя по синякам на ногах и руках, её уже один раз ловили, но она как-то умудрилась сбежать. А учитывая, как сильно она паникует при виде Хонды, словно загнанный в угол зверь, её успели не только поймать. Тяжело вздохнув, Япония покосился на бочку, пытаясь угадать остался там кто-то или же нет. Удостоверившись, что девочка была одна, Кику сделал пару шагов в её сторону так, чтоб закрывать путь к двери. Она что-то несвязно бормотала на китайском, повторяя одно и то же, скорее всего, умоляя о чём-то. Хонда нахмурился, вытирая катану рукавом, после чего убирая её в ножны — возможно, не самое лучшее его обращение с клинком, но сейчас не было времени на все нужные процедуры ухода за оружием. Япония присел на корточки рядом с девочкой, отчего она испуганно прижалась к стене спиной, не переставая шумно хныкать и судорожно держаться за раненное плечо. Он улыбнулся, но получилось как-то сломано, словно он пришёл на похороны её дедушки, которого в глаза не видел, и пытался её успокоить. Япония схватил её за горло, всем своим весом прижав к стене, опускаясь на колени. Она затрепыхалась в попытках вырваться или извернуться и ударить его, но Кику держал слишком крепко. Достав из-за пояса вакидзаси, Хонда прислонил лезвие к животу девочки, отчего она застыла, боясь пошевелиться. Чувствуя, как пульсирует под пальцами артерия, Кику слабо прищурился, сильнее сжимая рукоять вакидзаси, но лезвие так и не сдвинулось. Девочка закашлялась, всё ещё пытаясь оттолкнуть Хонду и убрать его руку со своего горла. Сердито нахмурившись, Япония схватил её за запястье, обозлённо дёрнул вверх и, подобравшись ближе, придавил коленом другую руку к полу. Кричала она настолько истошно, что Хонде заложило уши.
***