Над тёмными водами (СИ)

Германия удивлённо выгнул бровь, скептически взглянув на Хонду, который вставал с дивана. Вялыми движениями Кику надел тёмно-серое пальто, за окном уже успело стемнеть. Взяв извечно незаменимый зонтик, Германия принёс белую картонную коробку, позволив Хонде аккуратно положить внутрь Кано. Передав коробку Японии, Людвиг нашёл в шкафу керосиновую лампу. Открыв дверь, Хонда посмотрел в темноту вечера, холодную и густую, как остывший кофе. Вдоль позвоночника пробежали мурашки, но Кику проигнорировал сладкое искушение отказаться в последний момент, остаться дома, дрожать под тонким одеялом, жадно вслушиваясь в одинокую тишину. Одиночество значило, что он не принял свои ошибки, не научился смотреть собственным оплошностям в лицо, как пугливая дворняга, по случайности удушившая своего же щенка, что отчаянно вылизывала его холодную мордочку, надеясь, что он оживёт, откроет глаза и перестанет быть таким необратимо мёртвым. Обхватив руками белую картонную коробку так сильно, насколько можно было, Япония закрыл глаза, повернувшись к холодной темноте с улицы. Стало до невозможности холодно, хотя пальто, небрежно надетое, было довольно тёплым. И всё равно дрожь и, в плохом смысле, трепет вернулись, снова осели в костях, заставив их двигаться беспорядочно и мелко, как зрачки бывалого наркомана, ощутившего долгожданный приход. Только Япония что-то дрожал без прихода и сладости, за которой так гонятся все, сидящие на иглах.

— Постой, закрой дверь, холодно же, — слегка сердито сказал Германия, заставив Кику вздрогнуть от неожиданности. Хонда быстро выполнил его то ли грубую просьбу, то ли приказ, не переставая прижимать к себе белую коробку, от тяжести которой уже начинали болеть руки. Покосившись на Японию, Людвиг нахмурился и подошёл ближе к Хонде.

— Ты заболеть хочешь? — тихо пробормотал он, застёгивая пуговицы на пальто Кику. Когда он случайно коснулся шеи Японии холодными пальцами, Хонда недовольно скривил губы. Немного отодвинувшись назад, Кику посмотрел на Германию нервным взглядом. Последний спохватился и убрал руки, подбирая со стола керосиновую лампу. Япония всё-таки вышел на улицу, за ним последовал и Людвиг.

— Подожди, надо взять лопату, — Германия сказал это, уходя куда-то за дом, прямо в непроглядный мрак иссиня-чёрного цвета, разбавленный ледяным ветром и мелким дождём. Япония тихо выдохнул, рассматривая крохотные тёмные пятна, оставшиеся на коробке от воды. Резко стало удивительно одиноко, хищные тени столпились вокруг, казалось, протягивая свои скользкие ядовитые языки к ногам Хонды, обдавая холодом любой открытый участок тела, подбираясь к самой душе, сжимая стальным ободом сердце. Странная тревога тяжело легла на плечи, обвилась вокруг горла, заполнила собой лёгкие.

— Пошли быстрее, — Германия вышел из темноты, тревога сразу же ослабила хватку. Япония с облегчением вздохнул, но так, чтоб никто этого не заметил. Сильнее закутавшись в пальто, Кику молчаливо последовал за Людвигом, который уверенно шёл по тёмным маленьким переулкам, держа в руках зонтик и лопату — лампу пришлось нести Хонде, несмотря на ноющие от усталости руки. Тусклый свет тёрся о ноги, прислонялся к стенам, красил воздух впереди в жёлто-оранжевый и сине-серый, мигал, дрожал и перемещался: то плавно, то рывками. Ноги едва слушались и когда они вышли к лесу, что находился в центре города, и пошли по траве, Кику едва заставлял себя идти вперёд, чтоб не споткнуться при этом. Вокруг ничего не шумело кроме громкого дождя, отчего казалось, что Япония остался практически один в целом мире: попутчиками ему были лишь Германия, мёртвый Кано и непогода. Под ботинками противно хлюпала грязь, сердце неприятно ныло с каждым шагом. Германия молча сделал жест рукой, приказывая Японии остановиться. Почти проваливаясь в мокрую и рыхлую землю, Кику наблюдал за тем, как Германия принялся выкапывать маленькую яму, в которую очень быстро набиралась вода, текущая вниз по небольшому холму. Незаметно для себя самого Хонда непроизвольно погладил коробку, заставив себя улыбнуться. Людвиг едва слышно выругался, когда в руки вонзились занозы от рукоятки лопаты. Положив коробку в яму, Япония закопал миниатюрную могилу, несмотря на то, что руки ужасно болели. Возле ног криво стояла керосиновая лампа, почти угасшая. Занозы глубоко вонзались в кожу, заставляя Кику стиснуть зубы, но он всё равно продолжал закапывать яму с коробкой и Кано, даже когда руки перестали слушаться.