Над Волгой

— Мы здорово влезли в это дело. Скоро начнем испытание. А что, если дело сорвется, как сорвалось десять и шесть лет назад?

Раньше, когда они оставались вдвоем в кабинете, Тополев молчал. Он коротко отдавал распоряжения и не вступал в разговоры.

Теперь довольно часто, закуривая трубку, он вслух размышлял, и Катя иногда ловила на себе его внимательный взгляд.

— Мы должны механизировать сборку — и добьемся, — твердо ответила Катя. — Я ручаюсь за то, что конструкция Новикова безошибочна… Подумать только, что процесс сборки шины скоро в корне изменится! — добавила она.

— Мне бы ваши девятнадцать лет! — улыбнулся Тополев.

Катя, краснея, пожала плечами:

— Федор Иванович, я успела уже кончить вуз. Мне двадцать три года.

— Вот как! Да, это гораздо больше.

Последняя шутка начальника цеха немного испортила Кате настроение: кому какое дело, сколько ей лет! Она — инженер цеха, ничто остальное не должно интересовать ни ее начальника, ни подчиненных.

— Я в цех, — сообщила она Тополеву.

— Вы там понаблюдайте… — сказал он.

Катя ожидала: начальник цеха распорядится, чтобы она понаблюдала, как идет выпуск опытной покрышки, которую собирали на нескольких станках по техническому заданию центральной лаборатории завода, но Тополев сказал:

— …как там… наши путягинцы.

Словечко-то какое появилось в цехе — путягинцы! Катя слышала: когда в цехе оборудовался подвесной конвейер, Путягин и тогда был против механизации подачи.

— Ручной транспорт не подведет, — спорил Путягин, — а конвейер стал — на весь завод затор.

Поразительно недоверие этого человека к машине!

В сущности, недоверие к человеческой мысли.

Сегодня Катя, идя в цех, и без напоминания Тополева собиралась понаблюдать за Путягиным. Последние сводки по выполнению норм ее удивляли. Путягин обгонял Петю на три-четыре покрышки. Казалось, он взялся доказать и продемонстрировать неограниченные возможности ручной скалки. Что-то во всем этом было непонятное.

Катя медленно шла аллеей станков, то и дело сторонясь, когда мимо с визгом проезжала транспортная тележка, и ее уже опытный взгляд определил: сегодня в цехе работа идет бесперебойно.

Она не задержалась у Петиного станка, и он ее не заметил, потому что как раз в это время, остановив свой барабан, перебежал к соседнему станку и быстрым, точным движением поправил борт на чужом браслете, успев хлопнуть по плечу паренька, собиравшего рядом с ним покрышку. Это был Петин ученик.

После смены в цехе работала школа передовиков. Лучшие сборщики обучали кадры. И у Путягина был ученик.

«Ну, этот из-за денег старается», — пренебрежительно подумала Катя и рассердилась на себя за несправедливые придирки к Путягину. В самом деле, что тут плохого? Человек после смены остается работать в школе передовиков и получает лишние деньги за лишний труд. Очень хорошо, пусть получает.

Однако Петя уже поставил своего ученика на станок… Кате вдруг очень захотелось вернуться и сказать что-нибудь Пете, самые обыкновенные и простые слова:

«Здравствуйте, товарищ Брунов! Вы не попали утром под дождь?»

Бурный, шумящий по крышам ливень, глухой гром, и тревога, тревога, и радость на сердце!

Но какое-то неясное, странно смущавшее ее чувство неловкости сдержало Катю, и она не вернулась к Петиному станку. Проверила сборку опытных покрышек и подошла к Путягину. И опять выражение недоброй сосредоточенности на его широком лице вызвало в ней беспокойную неприязнь.

Она заметила рядом с Путягиным его ученика. И раньше чем Катя увидела, как этот паренек, следя за движением рук Путягина, мгновенно подносит и накидывает браслет на барабан и подает сборщику скалку, она поняла, каким способом Путягин добивается за последние дни трех-четырех лишних покрышек за день.

— Почему вы держите своего ученика на подсобной работе и не ставите к станку? — спросила она, улучив время, когда Путягин снимал законченную покрышку.

Паренек покатил в сторону готовую шину. Путягин молча накидывал на барабан новый браслет.

— Я вас спрашиваю: почему? — бледнея, повторила Катя.

— Посторонитесь, барышня. Не зашибить бы, — усмехнулся Путягин.

Кате хотелось крикнуть на него, топнуть ногой, ударить кулаком по широкой спине — так ненавидела она его сейчас за то, что он смел улыбаться, бессовестно помыкать своим учеником и называть ее барышней. Она сдержалась. Несколько секунд она молчала, подбирая язвительные выражения, чтобы пригласить Путягина в кабинет начальника цеха и наконец объясниться. Довольно! Больше невозможно терпеть! Пусть узнает сам Тополев, пусть в их отношениях разберется секретарь партбюро Дементьев. Инженер есть инженер. Никто не имеет права ее оскорблять, называя барышней. Но Катя не успела произнести ни одного едкого слова. Она нечаянно подняла глаза и не поняла еще, что происходит, а сердце судорожно метнулось в груди, и на лбу выступили капельки холодного пота.