— Звонко поете, поглядим — где-то сядете, — пробормотал Путягин. — Неизвестно, как он дальше заработает, ваш механизм. Какие в нем штучки-капризы откроются.
И все-таки он не усмехнулся сегодня. О чем он думал? Мирился или все еще не хотел мириться с тем, что привычный, испытанный способ, каким весь его, путягинский, век собиралась автомобильная шина, отслужил, кончился? Начиналось новое.
…В этот день Пете Брунову было легко и трудно работать. Он не перебросился ни с кем ни словом, и с ним не заговаривали — боялись мешать. Он поднимал время от времени глаза и, успев быстрым взглядом окинуть стоящих невдалеке от станка: то директора завода, то кого-нибудь из членов парткома, редактора многотиражки или вовсе незнакомых людей, продолжал делать свое дело.
К концу дня весь завод знал: испытание нового механизма удалось.
После того как Брунов собрал вторую, третью, четвертую и пятую покрышки и пригодность новиковской механической скалки стала очевидной для всех, Катя Танеева, секретарь цеховой комсомольской организации, известила комсомольцев и рабочих цеха о совещаний. Уговаривать никого не пришлось. Сегодня на собрание остались все.
Петя сбегал в душ, вымылся под горячей струей, окатился холодной и, словно смыв с себя волнения дня, пришел на собрание таким свежим и успокоенным, как будто и не было позади величайшего напряжения душевных и физических сил. Только теперь он оценил торжество победителя. Он расчесал гребешком мокрые волосы и, положив руки в карманы, стал у стены, стараясь казаться равнодушным. Он видел — взоры девушек обращены на него.
«Погодите, не то еще будет!» — говорила каждая черточка его смелого и, как ни пытался он скрыть, счастливого лица.
Но, едва заметив Катю, Брунов вынул руки из карманов, и выражение уверенности на его лице растаяло.
«Подойдет? Не подойдет?» — в беспокойстве спрашивал себя Петя, следя за маленькой фигуркой Танеевой, которая пробиралась между рядами тесно поставленных стульев.
Катя остановилась. Петя видел: она нагнулась, разговаривая с кем-то из сидящих, темная челка косячком повисла на лоб. Не подойдет, нет!
Вся радость Петиной жизни, весь ее смысл заключались сейчас в одном желании: подойди!
Она подошла.
«Ты радуешься? Забыла вчерашнее? Не сердишься?» — спросил Петя им одним понятным взглядом. Катя в ответ пожала его руку сильной маленькой рукой. Все это видели — девушки, которые, сбившись в кучку, шептались о нем, герое дня, Путягин, рабочие. Но никто не слыхал, что сказала Катя Танеева:
— Кажется, вы еще не поздравили Павла Афанасьевича, товарищ Брунов?
Дубина! Самодовольный, глупый петух, Петр Брунов! Распустил хвост и позабыл об изобретателе. А если б не он, тебе и испытывать было бы нечего, никаким бы ты не был героем!
Петя бросился искать Павла Афанасьевича, но собрание уже начиналось. Петю посадили в президиуме как раз рядом с Павлом Афанасьевичем. Павел Афанасьевич обнял его и расцеловал у всех на глазах. Он был серьезен и как будто даже печален.
— Ты на меня не гляди, — шепнул он Пете. — Это с меня сойдет. В моей жизни большой нынче день, друг мой Брунов!
Собрание открыл секретарь партбюро цеха Дементьев. Были на этом собрании два человека, которые с одинаковым опасением ждали речи Дементьева.
Толстый Романычев сел ближе к двери. Он, вздыхая, потирал пухлую грудь и тревожно гадал, будет ли Дементьев громить бриз за то, что вовремя не поддержали новиковский механизм. «Если будет, опять сошлюсь на Брагина. Брагин был консультантом. Отвечать — так вдвоем. Вон он, Василий Петрович, явился. Погоди, всыплют сегодня тебе! Важность, пожалуй, слетит. Спесив журавль, а шею клонит!»
«Если Дементьев поставит вопрос обо мне, — думал Василий Петрович, — скажу прямо: да, недооценил в свое время, ошибся. Прямота всегда хорошо действует».
Дементьев и не подумал о них говорить.
— Товарищи! Когда на пустыре, где раньше выше колен росли бурьян да крапива, встали первые корпуса нашего завода, мы решили рассказать о нем Алексею Максимовичу Горькому. Завод послал в Москву делегацию. Приходим к Горькому. Помню, обрадовались мы его оканью. По говору земляка узнали. И смех у него уж очень хорош!
Выслушал наш рассказ.
«На пустыре завод подняли! Молодцы! Вот это здорово!
Умный народ! Умную строите жизнь!»
Умел Алексей Максимович обрадоваться новому!..
У ВОЛОДИ ЕСТЬ ЦЕЛЬ
В школе этот день был последним учебным днем. Пролетел еще год. Что-то кончилось и никогда не повторится. Чего-то жаль, а в то же время на сердце радостно, весело! Скоро начнутся беспечные дни!
В последний день учителя на уроках говорили все же не о каникулах, а об экзаменах.
Гликерия Павловна перечисляла трудные разделы программы и, вздыхая, упрашивала ребят повторить на совесть. В классе шум. По стенам, пущенные чьей-то незримой рукой, пляшут солнечные зайчики. Гликерия Павловна наконец рассердилась, хлопнула журналом по столу и пригрозила уйти.
— Детский сад! Ну, потише! — крикнул Брагин.