Над Волгой

— Мальчики! — уговаривала Гликерия Павловна. — Пора уж вам поумнеть. В восьмой класс переходите. А это… знаете… и от института не так далеко. Надо, мальчики, на совесть повторить географию. Ох, боюсь, подведете вы меня на экзаменах!

— Не подведем!

Толя Русанов вскочил и, давясь смехом, продирижировал: «Раз! Два! Три!»

— Не под-ве-дем! — хором повторил класс.

— Не под-ве-дем! — пропел кто-то в углу.

— Полноте! Полноте! — замахала руками Гликерия Павловна. — Успокоили. Верю.

— Гликерия Павловна! Поговорим напоследок!

— Гликерия Павловна, расскажите о звездном шлюпочном походе.

— Звездный поход? — переспросила учительница с выражением заботы на благодушном лице. — Что-то, ребятки, я о нем не слыхала.

— Ну, тогда я сам расскажу, — вызвался Горюнов, ничуть не удивившись незнанию учительницы.

Последние дни Женя часами просиживал на Волге, поджидая снизу моряков Каспийской флотилии, вышедших на парусных шлюпках из Астрахани в Москву. Почему поход называется звездным?

Гликерия Павловна утомленно оперлась на ладонь щекой.

Вот всегда так: зададут неожиданный вопрос — в каких энциклопедиях на него ответ разыскать?

— Дело, наверное, в том, что флотилия держит путь по звездам…

— Эх ты, речник! — перебил Коля Зорин. — Шлюпки вышли из разных морей: Каспийского, Балтийского, Белого, а сойдутся в Москве. Москва — как звезда, во все стороны лучами пути.

— Горе, Горюнов, прождешь каспийскую команду до зимы. А она на Оку повернет.

— Учите географию, мальчики! — на прощанье еще раз внушила Гликерия Павловна.

Теперь оставалось положиться на совесть ребят: выучат учебник — ответят. Трудное время весна для учителя! Гликерия Павловна позабыла, когда и радовалась ей…

В класс на смену ей пришел Андрей Андреевич. У него тоже последний урок. Андрей Андреевич обычен: темный костюм, белоснежный воротничок, отброшенные назад белые волосы, знакомая живость глаз.

Нет, и он необычен сегодня.

Андрей Андреевич молча постоял за учительским столиком. Привык он к своим мальчишкам! Всмотрелся в усыпанное родинками задумчивое лицо Жени Горюнова: что-то путешественник, должно быть, напутал.

Коля Зорин. Тихоход. Все впечатления жизни в голове Зорина укладываются медленно, но прочно.

Вон резвый, весь еще не устоявшийся, не определившийся Толя Русанов.

А вон Володя Новиков. Андрей Андреевич угадывал в Новикове стыдливость и смелость, открытость и замкнутость, упрямство и податливость — противоречивые свойства впечатлительной и одаренной натуры.

Андрей Андреевич вскинул руки к вискам, медленно провел по голове и спросил:

— Побеседуем?

Но он не стал, как Гликерия Павловна, упрашивать ребят зубрить перед экзаменами историю.

— «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам», — вместо всех наставлений сказал Андрей Андреевич слова Карла Маркса. Торжественность их не смущала Андрея Андреевича. Чутье подсказало ему: сейчас у ребят настроение необыденное.

Он видел: Володя Новиков записал слова Маркса в тетрадку.

Володя завел эту тетрадку, когда готовил доклад о Чайковском. Он привык записывать в ней слова и мысли, которые чем-то его задевали. Последнее время много слов, тревожащих и радующих, встречалось Володе.

Вот и сейчас… Никто не знает, что музыкальное училище на улице Собинова и есть та вершина, куда Володя карабкается изо всех своих сил. А каменистые тропы — уроки музыки. Мука мученическая эти уроки, но Володя готов лететь к Марфиным в любой час. Звала бы только Ольга почаще.

…Он открыл калитку сада. Дверь из Ольгиной комнаты распахнута, слева у двери раскинулся куст шиповника, справа стоит обросшая мохом темная ель. Володя увидел возле елки коляску Татьяны, Васюту и Шурика.

— Володя! Иди-ка, иди! — закричал Шурик, отодвигая плечом Васюту от коляски.

Он хотел Сам похвалиться Володе: Татьяна научилась вставать.

— А у нас тоже будет маленький, — сказал Васюта.

— Откуда он у вас появится? Ты почем знаешь? — удивился Шурик.

— Знаю. У нашей Тамары скоро родится ребеночек. А я буду дядя.

— Вот так дядя! — засмеялся Шурик. — Хорош дядя — в пятый класс перешел! До плеча мне не дорос!

— Рост к уму не относится, — с достоинством возразил Васюта.

— Володя! Такие дяди бывают? — спросил Шурик.

— Наверное. Если есть племянник.

— Что? Съел? — поддразнил Васюта.

Он опять торжествовал. Каждый раз Васюта удивлял Шурика чем-нибудь новым.

— Володя, иди заниматься! — позвала Ольга.

Она стояла у рояля в пестром платьице, вся какая-то летняя, уже загорелая, с перекинутой через плечо толстой светлой косой.

— Играй, Володя… Или нет, погоди. Ах, надоело!

— Что надоело? — испугался Володя.

— Все надоело, — жалобно повторила Ольга, отбрасывая косу на спину и недоуменно поднимая правую бровь. — В лесу, наверное, зацвели ландыши. Сыро, темно; стоят листья, а в листьях — ландыши. Вот и весна скоро пройдет… А мы занимаемся, занимаемся… Ну уж ладно. Играй, — вздохнув, заключила она.