У Кати это свидание было тоже первым, а кроме того, она сама его назначила Пете. Почему ей пришло в голову такое сумасбродство, если с Бруновым можно встречаться в цехе хоть десять раз в день, можно вызвать его в кабинет Федора Ивановича и час, два, три часа обсуждать с ним комсомольские и другие дела и, наконец, можно после работы пойти вместе домой?
Но, когда Катя принесла Пете черемуху и увидела радость и смятение в его коричневых глазах, она вдруг сказала:
— Приходите в шесть часов к остановке возле бульвара.
На секунду она спрятала лицо в белых ветках и не видела, что с ним стало после ее безумных слов.
За весь год работы на заводе Катя сегодня впервые ушла из цеха раньше времени.
— Мне необходимо уйти. Неотложное дело, — сказала она Тополеву, который ни о чем не спросил, только зорко поглядел на нее. Впрочем, может быть, ей показалось.
Она впопыхах прибежала в свою комнату в общежитии специалистов на Волжской набережной, впопыхах надела голубой костюм и белую шляпку, взглянула на себя в зеркало, обрадовалась яркому блеску глаз и побежала к остановке трамвая. Она прибежала туда без пяти минут шесть и сейчас же ушла, потому что прийти первой, конечно, было уж слишком. Не спеша прогулялась до Волги, постояла на набережной, посмотрела на пестрые пятна лодок и пошла назад, уже торопясь. Было десять минут седьмого.
«Не выписан из больницы», — явилась Кате первая мысль, когда на остановке она не застала Брунова. Но потом Катя вспомнила, что утром звонила в больницу, там ответили — выписан, и испугалась.
Это был не испуг, а другое, странное чувство, от которого вся она внутренне сжалась. Она подождала еще десять минут, потом села в трамвай и почему-то приехала на завод. Только войдя в цех, Катя вспомнила, что на ней белая шляпа с незабудками, и ужаснулась. Ей показалось — все сразу поняли, в чем дело, увидав ее незабудки: «Ага, матушка! Узнала, как назначать свидание? Тоже, Татьяна Ларина выискалась!»
Если бы она была дома в своей маленькой комнатке с окном на Волгу, упала бы на кровать и до полуночи ревела в подушку. К счастью, она приехала на завод, и это ее спасло — Катя до слез не унизилась.
Наоборот, она вошла к Тополеву слишком уж гордой.
Он молча пустил из трубки струю сизого дыма, затем невозмутимейшим тоном сказал, что именно Екатерину Михайловну больше всего хотел сейчас видеть. Он мог и действительно не заметить ее наряда. Что они замечают, мужчины!
Так Катя узнала, что ее требование уволить Алешу Стрелина не удовлетворено начальником цеха. Она все поняла. Если бы Петя из-за товарища позабыл о любой назначенной встрече, другой встрече, не с ней, он был бы оправдан. Впрочем, сейчас к тому, что случилось у трамвайной остановки, прибавились новые события. Завтра испытание механической скалки Новикова. Как ждала Катя этого дня! Как он испорчен!
Ее мысли и чувства смешались. Она была просто несчастна.
Из всех бедствий сегодняшнего дня Катя выбрала одно, не самое горькое, и решила хорошенько его обдумать.
Итак, они, Петя и Тополев, возвращают Стрелина на станок? Итак, — для них мнение цехового инженера Танеевой ровно ничего не значит? Плюют они на ее мнение. Вот как у нас создают авторитет молодым специалистам! И после этого вы хотите, чтобы Путягин меня признавал? Вы надеетесь, что у меня после этого создадутся но-о-р-мальные с ним отно-о-о-шения?
В конце концов она таки заревела. Придя домой, она уткнулась в подушку в своей маленькой комнате и обливалась горькими слезами, заперев дверь на ключ. Конечно, она вспомнила маму в этот грустный час одиночества и пожалела, что не стала тоже учительницей. Жили бы и жили вдвоем в колхозе, в сорока километрах от станции…
Потом наступил кризис. Катя села, вытерла глаза и мысленно спросила себя: «А ты боролась за Стрелина, секретарь цеховой комсомольской организации? Ты почему вздумала требовать его увольнения? Признавайся. Оттого, что он тебе грубил? Позор, Танеева! Ты зазналась, Танеева, и оторвалась от масс. Вот до чего ты докатилась. И тебя поделом проучили».
Все-таки у нее был довольно решительный характер. Она сказала себе: «Прекратить личные переживания!» — и после этого ей стало легче.
Катя открыла окно и, вдыхая прохладный ночной воздух, старалась что-нибудь разглядеть за окном. Там ничего не было видно, кроме густой черноты Волги да цепочки огней, играющих на том берегу.
Три красные звезды медленно плыли между небом и землей; смутно стал вырисовываться силуэт самоходки-баржи.
Вглядевшись, Катя заметила вспыхивающие то здесь, то там зеленые и красные светляки. Волга жила ночной жизнью огней.
«Ах да, завтра, завтра…» — вспомнила Катя.
…Утром, когда она пришла на завод, Дементьев и Новиков сидели на диване в кабинете начальника цеха и тихо разговаривали.
— Павел Афанасьевич, ты в себя верь, — говорил Дементьев участливым тоном. — Верь в себя, Новиков, и баста!
— Ты, Сергей Ильич, словно сиделка в больнице, надо мной хлопочешь, — нахмурился Павел Афанасьевич. — Или на всякий случай готовишь — ну незадача?