Надежда после жизни

Я поднимаю руки, намереваясь обхватить его запястье. Что я хочу этим доказать, не знаю даже я сама. Но мне отчаянно хочется, чтобы он удостоверился в том, что я не так проста, какой кажусь.

Но я думаю, что Прайм так и не думает.

Пальцы прикасаются к его чуть огрубевшей от песчаных бурь и постоянных солнечных ванн коже. Жесткие темные волосы покрывают ее вплоть до пальцев.

Осторожно, боясь причинить боль, я просто поглаживаю его руку, вспоминая то как лечила Роба.

Время идет, но ничего не происходит.

– Я не могу!

– Почему? – смотрит серьезно на меня Прайм. Он больше не улыбается.

– Не знаю… но кажется, я просто боюсь причинить тебе боль, – качаю головой я.

– Беспокоишься обо мне? Мне казалось, что я не нравлюсь тебе. Это не так? – захватывает он мои пальцы в замок своих. Я не могу больше и шагу ступить от него.

– Не знаю! Просто не получается!

– Тогда я тебе помогу, – подмигивает мне Прайм и делает искусную подножку. Я падаю и лишь его нога останавливает мой удар о твердь земли.

Моя шея чувствует его пальцы. Они вытягивают из меня воздух и заставляют задыхаться, молотя руками по груди парня. Пальцы пытаются оторвать его руки от моего тела, но все бесполезно. Кости словно сдавливаются и внутри зарождается ком, который заставляет меня хрипеть.

– Или ты умрешь, или докажешь, что ты – дочь Графа и человеческой женщины! Давай, Надежда! Я не планирую отступать, – слышу я голос Прайма.

Мои руки обвивают его запястья.

Тепло нагревает мою кожу, пропуская через них жар, который заставляет плавиться и сталь. И сейчас мне безразлично, что его руки не защищены ни чем.

Мои глаза наливаются кровью.

Я отпускаю на волю то, что есть внутри меня.

Крик Прайма и его расширившееся зрачки от боли я не сразу замечаю, но мне становится свободно дышать и я могу нормально воспринимать реальность.

– Считай, что завтрашняя тренировка была сейчас, – с придыханием произносит мне Прайм. Его кожа покрывается волдырями, украшая огромные покраснения. – Ты – нечто, Надежда! Я понимаю, зачем ты была нужна стольким людям, а в особенности Ксандеру.

– Я была нужна не только ему?

– Нет. Весь совет семи хочет тебя! – баюкает он свои поврежденные конечности, дует на них, нехотя показывая мне свою боль. – И у них две цели на счет тебя: подчинить или убить! Третьего нет. И поэтому, ты должна уметь защищаться.

– Я сделала тебе больно!

Только сейчас я прихожу окончательно в себя и понимаю, что Прайму нужна помощь.

Я спешу к нему.

– Не нужно, я могу справиться с этим самостоятельно. Не думай, что эти раны сломят меня, – кивает он на сильнейшие ожоги на своих руках.

– Не думай, что это обычные ожоги, – не собираюсь я так легко отпускать его. – Идем, их нужно обработать.

– Как и твою шею, – с трудом поднимает Прайм свою руку и проводит по моей коже. На ней тоже легкие покраснения от его пальцев.

– Ну? – жду я его решения.

– Хорошо. Идем, – соглашается он со мной. – ко мне в комнату. Там есть все необходимое.

– Отлично! – мы выходим из закутка с природной «ванной». – А то, что ты говорил на счет завтрашней тренировки. Это правда?

– Да. Правда. Меня не будет пару дней и тренировки отменяются. Хотя, если ты хочешь, то парни могут погонять тебя на полигоне. Выходи утром к тренажерам; они будут предупреждены о тебе.

– Не нужно. Я могу и подождать, – смотрю я затем, чтобы руки Прайма не задевали одежду, причиняя себе боль.

Прайму, кажется, нравится мое утверждение. Его голос становится ласковее:

– Извини, что пришлось тебе причинить боль. Защита своей жизни отводит назад все страхи причинить боль другому. Так и произошло с тобой.

– Вот и твоя комната, – вижу я уже знакомую обстановку.

Мы заходим внутрь и садимся на кровать парня. Он быстро достает аптечку из-под нее и открывает крышку, откидывая ее в сторону на плед, что закрывает матрац.

– Вот мазь от синяков, – показывает он мне небольшой тюбик посеребренного цвета.

– А где от ожогов?

Это меня сейчас интересует куда больше, чем мазь от синяков и ушибов. Я боюсь, что его ожоги могут загноиться и начать нарывать. Кровь, смешанная с сукровицей, уже застывает на его коже, делаясь коркой.

– Здесь, – дает он мне небольшую баночку с ярко-оранжевой мазью. Она жутко пахнет какими-то травами.

– Такая маленькая баночка, но как воняет! – зажимаю я нос двумя пальцами. Запах быстро распространяется внутри помещения.

– Зато действует безотказно. Дай мне ее сюда! – требует он банку, кривясь от движения своих рук. Боль должна быть адской.

– Не дам! Я сама смогу обработать их. Дай руку!

Прайм подчиняется.

Зачерпывая пахучую массу двумя пальцами, я стараюсь сильно не вдыхать воздух носом.

Аккуратно, боясь причинить еще большую боль, я начинаю накладывать плотно мазь на ожоги и огромные волдыри Прайма. Он молчит, терпеливо перенося боль. На его лице не дергается ни один мускул. Я заканчиваю и заматываю руку бинтом.

– Думаю, что это будет лишнем, – уже тянется к руке Прайм, чтобы сорвать повязку с нее.

– Так думаешь ты, а не я, – останавливаю я его.