Надежда (Сергеевна)

С каждым воплем ее крики становились все громче и громче, невольно привлекая внимание не только соседей по столикам, но и публики в вип-зоне, а также официантов. Несомненно, что и охранники, бдящие возле камер видеонаблюдений, тоже навострили уши — полет протекал в штатном режиме, скучно, и подобное развлечение пропустить никому не хотелось. В иное время капитан сам бы с удовольствием прильнул к экрану, но сейчас его сделали главным героем этого реалити-шоу. Что для военного его класса неприемлемо.

— Госпожа… хм… Перламутровая, — он еле дождался, пока в ее экспрессивном монологе появится пауза, — не соблаговолите ли вы объяснить, чем вызвана ваша столь… бурная реакция?

Она несколько раз глотнула воздуха, щелчком пальцев подозвала официанта, выхватила у него с подноса бокал с каким-то напитком — тот нес его к соседнему столику, но не посмел ослушаться — в два глотка осушила, с милой улыбкой вернула пустой бокал и отчеканила, от негодования то и дело сбиваясь на прозу:

— Вы назвали меня «писательницей»! Даже не писателем, увы! Вы разум брали у кого взаймы? Вы подчеркнуть осмелились мой пол! Унизить вы меня хотели этим! Серьезней оскорбления на свете я не слыхала. Никогда! Я не прозаик — слышите? — презренный! Слагать стихи — высокое искусство, не каждому оно дается в жизни, а прозой говорить умеют все! И даже вы, обычный человек, со мною изъясняетесь презренной прозой! — палец с накладным ногтем, украшенным стразами и росписью, уперся капитану прямо напротив сердца с такой точностью, словно великая Бриллиантина Перламутровая в юности работала наемным убийцей. Он даже вздрогнул.

— Прошу меня извинить. Вы правы, мы тут на службе совсем…э-э…зачерствели! — промолвил он, про себя клянясь во что бы то ни стало уничтожить все записи этой беседы со всех камер видеонаблюдения.

Бриллиантина Перламутровая смерила мужчину долгим взглядом, скривилась, но все-таки произнесла:

— Прощение даровано!

— Но в таком случае, может быть, вы разъясните это досадное недоразумение? Дело в том, что на борту «Ордена…» еще никогда не было особ такого… уровня.

— Охотно, капитан, восполню ваш пробел. Меня должны вы звать всегда Поэтом. Однажды в юности, тому уж много лет, сказали мне, что я не поэтесса, а Поэт. Причем Поэт с заглавной буквы! Различье понимаете, надеюсь?

— Хм…да.

— Вот то-то, капитан! Теперь прошу сюда!

Переход от нотации к любезному приглашению был столь стремителен, что мужчина не успел опомниться, как его подхватили под локоток и уволокли к одному из вип-столиков. Там сидели двое — развязного вида пестро одетый и столь же пестро раскрашенный молодой мужчина с жеманными манерами и тихая серенькая девочка неопределенного возраста. Лет ей было, наверное, слегка за тридцать, но одевалась она так скромно и держалась так скованно, словно десятилетняя школьница.

Капитан подумал о своей дочке.

— Мой секретарь, — представила женщина-поэт серую мышку. — А это — мой стилист, — последовал кивок в сторону молодого человека. — Без них я никуда не улетаю. Еще есть мой любимый, мой единственный… племянник. Его здесь нет. Я по нему скучаю, — на миг лицо Бриллиантины стало таким постным, что капитан вспомнил тещу. — Милочка!

Восклицание относилось к серой мышке. Та поспешила сделать заказ, диктуя названия блюд, размеры порций и необходимые уточнения: «Только яйца непременно фазаньи, слышите? И из-под настоящих фазанов, не геномодов! А масло чтобы льняное первого отжима!» — таким торопливым шепотом, словно за миг промедления ей грозила как минимум публичная порка.

— И лайма сок с цветочным медом. Двести грамм, — перебила ее автор женских романов. — Разбавить медом строго пополам!

Официантка бросила на капитана быстрый взгляд — мол, а вы-то сделаете заказ или как? — получила короткий ответ: «Кофе с коньяком!» — и упорхнула.

— Позор, — шепотом прокомментировала Бриллиантина, глядя официантке вслед. — Какое униженье. Ведь женщина здесь просто в услуженьи! Нет, женщина слугой быть не должна. Богиня, повелительница, госпожа она! Увольте всех. И пусть одни мужчины прислуживают только за столом.

— Боюсь, что это невозможно, госпожа, — тон капитана был сух и деловит. Он то и дело посматривал на свой личный комм, ожидая, когда его вызовут на мостик. — По крайней мере, пока мы здесь, в открытом космосе. Если я уволю эту девушку, ей придется лететь с нами на Лучезарию бесплатно. Питаться за свой счет, переселиться из своей каюты, ибо на время полета жилье предоставляется только экипажу и обслуживающему персоналу. А у нее наверняка нет столько денег на счету, чтобы оплатить даже часть поездки. И по прибытии она получит только половину зарплаты, ибо уволена в разгар полета. Есть трудовой договор. Есть законы…