Наедине

— Понимаешь… — я бегло смотрю в его сторону и тут же отвожу взгляд, когда вижу, что он смотрит на меня с явным ожиданием. — Я никому не интересна. Нет, правда, не ухмыляйся. Я… В последнее время, общаюсь только с людьми из Клуба, и все. Стевич — это наш хозяин, ты видел его сегодня…

— Крепыш с котом, — кивает Миха.

— Да. И Никита, бармен.

— Нет, ну это вообще не серьезно, — он машет рукой.

— Гоша, охранник, с которым…

— Похоже, ты решила меня добить?

— Это все, — цепляю руки перед собой и поднимаю на него кристально честный взгляд.

— Эти бы не стали подсылать ко мне вышибалу. Думай еще.

Я думаю. Мне не хочется этого делать, слишком жутко, слишком страшно, но все-таки я углубляюсь в изнанку своей перепутанной, многократно искаженной памяти. Сильнее стискиваю ладони на своем теле. Машинально покусываю нижнюю губу, не замечая, что Миха не сводит с меня зорких глаз, выхватывает все изменения, отражающиеся на моем лице. Как-то боком, вскользь проходят мысли о Володе, но я тут же отбрасываю их, как заведомо бредовые; в самом деле, моего бывшего парня невозможно рассматривать всерьез. После злополучного выпускного мы виделись всего несколько раз и почти не разговаривали, ведь я ясно дала понять, что между нами все кончено, и он вроде бы понял. Во всяком случае, с того памятного разговора он редко появляется в зоне моей видимости, почти не ищет со мной встреч, намеренных или случайных, не пытается как-то образумить или заверить в том, что готов выносить все испытания судьбы вместе со мной. И правильно, я бы все равно не поверила в его готовность к самопожертвованию во имя нашей любви и лучшего будущего.

Он не подвел моих ожиданий, отступил почти одновременно со всеми моими бывшими друзьями. Чуть позже то же самое сделали мои родители. Но они, в отличие от Володьки, иногда пытаются создавать видимость общения, звонят и даже изредка приезжают, чтобы воочию убедиться в том, что мое состояние стабильно отстраненное, и позитивных вспышек на горизонте не наблюдается.

Неоткуда им взяться.

— Ну? — торопит Миха, устав ждать, когда на меня снизойдет озарение свыше, и я вдруг сразу пойму, кому он обязан появлением своих проблем.

Пожав плечами, я окончательно повергаю парня в тоску и раздражение.

— Что, совсем никто не приходит в голову?

«Твой трон ждет тебя, Принцесса. А ты все еще не готова…»

Нет. Нет, нет, это совсем другое. Это просто бредовые выдумки, жестокие игры воспаленного подсознания. Если бы хоть что-то из моих видений происходило в реальности, за минувшие два года я бы точно об этом знала. Не смогла бы забыть.

Я ведь не сумасшедшая…

— Какие-нибудь брошенные любовники? Надоедливые ухажеры? — настойчиво перечисляет Миха.

Я отрицательно мотаю головой, чувствуя настоятельную потребность выкурить пару сигарет, но пачка в моем рюкзаке, а рюкзак в гардеробной, под стойкой, и пока что мне недоступен. Придется терпеть и справляться своими силами. Еще больше съеживаюсь на своем месте и стараюсь дышать тихо-тихо, симулируя жалкую видимость безмятежного спокойствия.

— Зашибись! Я точно знаю, что все дело в тебе. Ты же не просто так торчишь в этом местечке и ведешь себя, как… — тут он немного сбавляет обороты, смягчив окончание фразы, — как будто очень боишься чего-то. Или кого-то?

— Тебя это не касается, — железным, как мне кажется, тоном чеканю я.

— В самом деле? Не касалось, пока меня не стали поджидать в моем же подъезде с довольно прозрачными намерениями. Знаешь, я, может, не в буйном восторге от своей физиономии, но все-таки хотел бы сохранить ее в прежнем виде.

Осторожно покосившись на эту самую физиономию, я мысленно с ним соглашаюсь, но в моей позиции это мало что меняет.

— Я говорю, что тебя это не касается.

— А я с тобой поспорю.

Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза, точно оценивая каждый свои шансы переиграть противника, и, похоже, сходимся в едином мнении, что проигрыш явно останется за мной. Миха не говорит ни слова, но в его глазах мне видится плохо скрываемое торжество. Подавив тяжелый вздох, усилием отвожу взгляд, вновь балансируя на опасной грани сознания и наступающих воспоминаний, большая часть которых вполне может быть выдумкой моего же свихнувшегося воображения. Вовсе не уверена, что Михе нужно знать хотя бы четверть из них. С другой стороны, он твердо убежден в том, что именно я вношу в его жизнь разруху, и хотя делать мне это незачем, переубедить его будет довольно непросто. Если я вообще собираюсь попробовать. В конце концов, я ничего не должна ему объяснять, его проблемы — его заботы, к которым я не имею никакого отношения.

Или… имею?

Чушь. Прошло слишком много времени, все уже давно устаканилось, прошлое отступило, исчезло в круговерти времени. Два года — достаточно солидный срок, чтобы я могла поверить в это и не бояться изредка, но все же выбираться на улицу.