Нам идти дальше

Говорил он с большей живостью, чем обычно, но сдержанность в выражениях сохранялась, он не был резок, критиковал противников без нервозности, какая уже замечалась во многих выступлениях. Он доказывал, что корень ошибки тех, кто поддерживает формулировку Мартова, состоит в том, что они не учитывают сложных условий политической жизни и партийной работы в России. В атмосфере почти всеобщего недовольства самодержавными порядками и социальным угнетением к социал-демократическому движению примыкают нередко люди, чуждые партии. В обстановке подполья часто почти невозможно отграничить болтающих от работающих. И едва ли найдется другая страна, в которой смешение этих двух категорий вносило бы такую тьму путаницы и вреда, как в России.

В этот день Владимир Ильич бросил ставшие потом знаменитыми слова:

— Лучше, чтобы десять работающих не называли себя членами партии (действительные работники за чинами не гонятся), чем один болтающий имел право и возможность быть членом партии.

Плеханов, Гусев, Красиков и другие искровцы поддержали Владимира Ильича. И все же при голосовании его формулировка не собрала большинства голосов.

Первый пункт был принят в формулировке Мартова. Голоса отколовшихся искровцев, рабочедельцев, бундовцев и людей, еще не разобравшихся в существе спора, дали ему перевес.

4

Подходил день выборов.

Но еще до выборов на съезде произошло немало страстных и острых схваток. Съезд распускал все обособленные группы социал-демократов, какие существовали в России и были представлены на съезде. Заявили о своем роспуске организация «Искры», группа «Освобождение труда». Наступал конец кружковщине! Но как это болезненно проходило, сколько волнений и криков вызывало!

Еще вчера главными противниками искровцев на съезде были рабочеделец Махновец, бундовец Либер и шедшие за ними делегаты. Но теперь их на съезде уже не было. Первыми после бурного заседания ушли бундовцы. Все пятеро поднялись со своих мест и покинули зал. Новый устав партии их не устраивал. Они не пожелали распустить свою организацию.

В тот же день вечером устроили бунт рабочедельцы. Махновец и Мартынов тоже не пожелали распустить свою организацию. Величественно шагая к двери, Махновец с премилой улыбкой сказал:

— Мы уходим.

Мартынов опередил своего коллегу: с красным от злости лицом первым вылетел из зала.

— Ушел Мартын с балалайкой, — язвительно бросил им вслед Плеханов, и по скамьям прокатился смех.

С этого дня разногласия между искровцами выступили еще резче.

…Смеркалось, комната давно тонула в потемках, а Надежда Константиновна не зажигала света.

Она чувствовала себя нездоровой сегодня, не смогла пойти на съезд и нервничала.

Там уже дошло до личных ссор и оскорблений. Начиналось то, чего Владимир Ильич больше всего не терпел.

«Нет, я должна быть там, — сказала себе Надежда Константиновна. — Иначе сойду с ума».

Она выпила порошок от головной боли, прихватила с вешалки плащ и вышла из дому. Сегодня на съезде предстояли выборы. Надежда Константиновна знала, что бой будет горячим. Когда она вошла в фойе клуба, то увидела одиноко стоящую здесь у окна приземистую фигуру Шотмана.

— Разве уже кончилось? — спросила у него Надежда Константиновна.

Вопрос был излишним. Из зала донеслись возмущенные возгласы, гул голосов говорил о лютой перепалке.

— Не могу я там сидеть, — с болью проговорил Шотман. — Не могу спокойно видеть, как люди, которых я уважал, становятся подлецами. Я боюсь за себя. Не удержусь, еще изобью кого-нибудь.

Надежде Константиновне приходилось в эти трудные дни слишком многих успокаивать. Она, всегда терпеливая, спокойная, не выдержала и сердито сказала питерцу:

— Можете или не можете, а вы должны быть там! — Она показала рукой в сторону бушующего зала.

И, резко повернувшись, пошла к двери.

Весь этот день с утра на съезде не прекращались схватки, а сейчас в зале творилось что-то невообразимое. На скамьях то и дело вскакивали, крики подолгу не затихали. Группа «Южного рабочего» изо всех сил сопротивлялась, увиливала от роспуска. Делегаты группы Резанов и Левин поминутно поднимались с мест. Видно было, что они обижены, что им дорога их группа и газета, в которую они вложили немало труда. Владимир Ильич, председательствуя, давал им высказать до конца все, что эти люди считали нужным сказать в свою пользу. Наверное, они и сами не понимали, что своим упорством мешают созданию единой партии. «Южный рабочий» считал себя полным хозяином на юге России. За эту газету могли уцепиться противники партии, и ее необходимо было закрыть, а группу распустить.

Владимиру Ильичу хотелось, чтоб люди это сами поняли. Он был весь в борьбе. Кажется, он один был способен на такое огромное нервное напряжение, которого требовал момент. Плеханов выдохся и сидел сбоку, уступив председательство Владимиру Ильичу.

Говорил Гусев, говорил Стопани. Они убеждали «южнорабоченцев» самораспуститься.

Кто-то тронул Надежду Константиновну за руку. К ней наклонился Степанов. Лицо у него было встревоженное.

— Сейчас будет перерыв, — сказал он. — Пожалуйста, переговорите с Шотманом.

— А что такое?