Нам нужно поговорить о Кевине

Есть ли у младенцев чувства еще в момент появления на свет? Исходя из своего скромного опыта с двумя детьми, я верю, что есть. У них еще нет названий для этих чувств, и в отсутствие разделяющих ярлыков, они, возможно, испытывают смесь эмоций, в которой легко уживаются противоположности: там, где я, вероятно, почувствую себя встревоженной, младенец вполне может чувствовать себя обеспокоенным и расслабленным одновременно. И все-таки при рождении обоих своих детей я мгновенно могла различить доминирующий эмоциональный тон, словно верхнюю ноту в аккорде или цвет переднего плана на холсте. У Кевина этот тон был высоким и резким – таким, какой издает тревожный свисток; цвет был пульсирующим красным, словно артериальная кровь, а главным чувством была ярость. Пронзительное звучание и пульсация этого неистовства не были неисчерпаемыми, поэтому с возрастом звук снизился до ровного воя автомобильного клаксона; цвет постепенно сгущался, пока не потемнел до застойного черно-пурпурного оттенка печени; а главная эмоция утихла и из судорожной ярости превратилась в постоянное, неослабевающее недовольство.

Однако, когда появилась Селия, пусть окровавленная и со свекольного цвета личиком, цвет ее ауры был нежно-голубым. На меня снизошла та же безоблачная небесная лазурь, которая приходила, когда мы с тобой занимались любовью. Селия не плакала, когда появилась на свет; если она и издавала некий символический звук, то это была тихая, бессвязная мелодия странника, находящегося вдали от дома, который наслаждается прогулкой и не думает о том, слушает ли его кто-нибудь. Что касается преобладающей эмоции, исходившей от этого слепого создания – ручки ее не хватали воздух, а словно с интересом путешествовали по нему; ротик, найдя грудь, тут же принялся сосать – этой эмоцией была благодарность.

Не уверена, смог ли ты сразу ощутить отличие; но, когда Селия была накормлена, пуповина перерезана, когда ее обтерли и протянули ее отцу, ты все-таки вернул ее мне довольно быстро. Может быть, тебя все еще раздражала моя самонадеянность, а может, совершенство твоей дочери привело тебя в еще большее смятение, как живое свидетельство того, что мой обман был оправданным. Как бы то ни было, последующие годы подтвердят мои догадки: ты видел разницу между детьми, и эта разница тебя злила. Я могу вообразить, как бы ты ощетинился таким же сопротивлением, если бы после долгих лет жизни в нашем обывательском Доме Мечты ты вошел бы в тот, викторианский, с качелями на веранде, кухонным лифтом и балюстрадой из красного дерева – и узнал бы, что дом продается. Ты бы пожалел, что вообще его увидел и что-то в тебе слегка бы его возненавидело. А когда ты вернулся бы в наш банальный кафедральный собор из тика, с твоих глаз упала бы пелена, и ты бы увидел перед собой лишь гору претенциозного шлака, а твоя мужественная способность сглаживать и округлять была бы покалечена на всю жизнь.

Это единственное объяснение, которое я могу найти для твоего прохладного отношения к Селии, потому что ты с сомнением взял ее на руки и старательно избегал смотреть на нее теми долгими эмоциональными взглядами, во время которых, по утверждению Брайана, родители влюбляются в своих детей. Думаю, она тебя испугала. Думаю, ты расценил притяжение к своей дочери как предательство.

Роды прошли так гладко, что я провела в больнице одну-единственную ночь, и ты взял с собой Кевина, чтобы забрать нас оттуда. Я нервничала, потому что очень опасалась того, какую ярость может вызвать у первенца ожидание вторжения на его территорию слабого бессловесного существа. Однако, когда Кевин вошел следом за тобой в палату, он не стал запрыгивать на кровать, чтобы удушить подушкой мою сосущую грудь дочь. На нем была надета футболка с надписью «Я – Старший Брат» и смайликом. Судя по неразглаженным складкам и ценнику на шее, ты в последний момент догадался купить ее в сувенирном магазине в фойе. Он обошел основание кровати, подошел к ней с другой стороны, вынул циннию из подаренного тобой букета и принялся отрывать лепестки. Наверное, самым безопасным исходом было бы, если бы Селия просто вызывала у него скуку.

– Кевин, – сказала я, – хочешь познакомиться со своей сестрой?

– Зачем мне с ней знакомиться? – сказал он утомленно. – Она же едет домой с нами, так? Значит, я буду встречаться с ней каждый день.

– Значит, тебе нужно хотя бы знать, как ее зовут, правда?

Я мягко отняла девочку от груди, которой Кевин когда-то так решительно отказывался интересоваться, хотя она только недавно начала сосать. В таких случаях большинство младенцев начинают вопить, но Селия с самого начала воспринимала лишения как должное, а любой пустяк, который ей предлагали, она принимала с наивным смущением. Я отогнула пеленку и протянула девочку, чтобы он на нее посмотрел.

– Это Селия, Кевин. Я знаю, с ней пока не слишком интересно, но когда она немного подрастет, я уверена, она станет тебе лучшим другом.

Я подумала: интересно, а он вообще знает, что такое друг? Он пока еще не приводил домой одноклассников.