Нам нужно поговорить о Кевине

Как минимум, я жалею о том, что не настояла на своем по части наших договоренностей о присмотре за детьми. Мы наняли Роберта, студента-сейсмолога из обсерватории Ламонт-Доэрти[233], чтобы он забирал Селию из школы и находился у нас дома, пока один из нас не вернется домой с работы – и такими и должны были оставаться правила. Вопреки всему, нам удалось уговорить Роберта остаться у нас, хоть он и грозился уйти, – мы уверили его, что Кевин уже достаточно взрослый, чтобы о себе позаботиться, и Роберту нужно присматривать только за Селией. Но тут у тебя случился период увлечения воспитанием самостоятельности. Кевину было четырнадцать – столько же, сколько другим подросткам из нашего района, которые присматривали за детьми. Если Кевину нужно было стать достойным доверия, то сначала ему требовалось доверить что-то; конечно, на словах это звучало хорошо. Так что ты сказал Роберту, что он может быть свободен, как только Кевин возвращается из школы и как только Роберт предупредил его, что теперь он должен присматривать за Селией. Это решило постоянно возникавшую проблему: ты застревал в пробке, я задерживалась на работе, и Роберт, пусть и получавший хорошее вознаграждение за потраченное время, оказывался в затруднительном положении и нервничал в нашем доме на променаде Палисейд, когда ему нужно было возвращаться к исследованиям, ожидавшим его в Ламонте.

Когда я пытаюсь вспомнить тот понедельник, мой разум отшатывается, словно уворачиваясь от летящего с огромной скоростью мяча в тетерболе[234]. Потом воспоминание, подчиняясь центробежной силе, делает обратную дугу, и когда я выпрямляюсь, оно бьет меня по голове.

Я в очередной раз задержалась на работе. Благодаря новой договоренности с Робертом я меньше терзалась чувством вины, лишний час оставаясь в офисе. Превосходство «КН» в нише бюджетных путешествий стало слабеть. Теперь у нас было гораздо больше конкурентов, чем в начале: появились The Lonely Planet и The Rough Guide; к тому же вся страна купалась в деньгах от растущего рынка ценных бумаг, и спрос на дешевые путешествия, на которых мы специализировались, резко упал. Так что наперекор своим убеждениям я разрабатывала совершенно новое предложение – серию «КН для “бумеров”[235]». Целевой аудиторией серии должны были стать люди, в изобилии владеющие акциями в интернет-стартапах, возможно, имеющие лишний вес и испытывающие ностальгию по своей первой спонтанной поездке в Европу в шестидесятые, в компании потрепанного экземпляра «КН». Эти люди убеждены, что они все еще студенты – если не фактически, то в душе; они привыкли к каберне по 30 долларов за бутылку, но причудливым образом сохранили дух авантюризма – то есть они стремятся к комфорту, при условии что он не является тем, что подразумевает это слово, и безусловно, ни в коем случае не желают прибегать к помощи отсталого «Синего путеводителя», как это делали их родители. И тут зазвонил телефон.

Ты велел мне ехать осторожно. Ты сказал, что она уже в больнице, и прямо сейчас я ничего не могу сделать. Ты сказал, что жизнь ее вне опасности. Ты повторил это несколько раз. Все сказанное было правдой. Потом ты сказал, что с ней «все будет хорошо», и вот это оказалось неправдой, хотя многие люди, приносящие дурные вести, совершенно не способны устоять перед потребностью высказать столь беспочвенные утешения.

У меня не было выбора – мне пришлось ехать осторожно, потому что транспортный поток на мосту Джорджа Вашингтона едва двигался. Когда я наконец увидела в приемном покое больницы твое опавшее лицо, я поняла, что ты все-таки любил ее, и отругала себя за то, что когда-либо в этом сомневалась. К моему облегчению, Кевина не было с тобой, иначе я могла бы выцарапать ему глаза.

Редко случалось, чтобы твои объятия так мало меня утешали. Я продолжала обнимать тебя все крепче, чтобы хоть что-то почувствовать – как выжимаешь пустой тюбик крема для рук, пока он не засвистит.

Она уже в операционной, объяснил ты. Пока я добиралась, ты отправил Кевина домой, потому что теперь оставалось только ждать, и незачем было заставлять его чувствовать себя еще хуже, чем сейчас. Но я задумалась: а не прогнал ли ты его из больницы, чтобы уберечь от меня.

Мы сидели на тех же металлических стульях цвета морской волны, на одном из которых я мучительно ждала, что Кевин расскажет врачам, как я сломала ему руку. Может быть, с тоской предположила я, все последние восемь лет он ждал подходящего момента. Я сказала:

– Я не понимаю, что произошло.

Я говорила спокойно. Я не кричала. Ты ответил:

– Я вроде все тебе рассказал. По телефону.

– Но это бессмыслица. – Мой тон совершенно не был вздорным – он был просто озадаченным. – Зачем она… что она вообще делала с этим средством?

– Дети, – пожал плечами ты. – Играла. Наверное.

– Но… Она ведь… ох… – Мой разум то и дело отключался. Мне пришлось заново восстанавливать в своей голове то, что я хотела сказать, повторять себе наш разговор, где мы были, что говорили дальше… Санузел. Да.