Нам нужно поговорить о Кевине

Когда мы с дочерью вернулись домой из Верхнего Ист-Сайда, оказалось, что ты вернулся раньше нас, и вы с Кевином устроились в гостиной перед телевизором, включенным на канале Nick at Night[246], и собирались смотреть одну за другой несколько серий «Счастливых дней»[247]. Стоя в дверях, я прокомментировала:

– А, пятидесятые, которых никогда не было. Я все жду, когда кто-нибудь расскажет Рону Ховарду[248] про советский спутник, маккартизм и гонку вооружений. Хотя я вижу, что вы двое сблизились, – удрученно добавила я.

В те дни я постоянно источала тяжелую иронию по поводу модных в Америке фразочек, словно поднимала их с пола, надев резиновые перчатки. Подобным же образом я объясняла учительнице Кевина по английскому, что неправильное употребление слова буквально было «одной из моих проблем», при этом преувеличенно кивая и подмигивая, что наверняка только еще больше ее озадачило. Я всегда считала американскую культуру зрелищным видом спорта, который я могла осуждать с высокой трибуны своего интернационализма. Но теперь я присоединяюсь к передразниванию рекламы пива, когда мои коллеги в турбюро хором кричат ее слоган; я использую глагол impact[249] как переходный, и я опускаю чопорные кавычки. Настоящую культуру не наблюдают – ее воплощают. Я живу здесь. Как я вскоре с лихвой обнаружу, в этом договоре нет пункта о выходе из него.

Наш сын, однако, смог прочесть все вышеуказанное и даже больше в моем презрительном произношении слова «сблизились».

– Есть хоть кто-нибудь или что-нибудь, – спросил он, глядя мне в глаза, – по отношению к чему ты не чувствуешь превосходства?

– Я была откровенна с тобой по части моих проблем с этой страной, – натянуто сказала я, оставив мало сомнений в том, что эта откровенность была источником сожалений, и впервые сославшись на тот наш катастрофический ужин в «Хадсон-Хаус». – Но я не понимаю, с чего ты взял, что я чувствую «превосходство».

– Замечала когда-нибудь, что ты никогда не говоришь про американцев «мы»? – сказал он. – Всегда «они». Как будто говоришь о китайцах или еще о ком.

– Я провела большую часть своей взрослой жизни за пределами страны, и возможно…

– Да, да, да. – Кевин отвел взгляд и снова уставился на экран. – Я просто хочу знать, что заставляет тебя считать себя такой особенной.

– Ева, давай, садись и наслаждайся вместе с нами! – сказал ты. – Это та серия, где Ричи заставляют пойти на свидание вслепую с дочкой босса, поэтому он уговаривает Потси…

– Это значит, что ты видел его раз двадцать, – нежно поворчала я, испытывая благодарность за то, что ты пришел мне на помощь. Сколько серий подряд вы уже отсмотрели – три, четыре?

– Это первая! Впереди еще пять!

– Пока не забыла, Франклин, – я уговорила доктора Сахатьяна на стеклянный.

Гладя по тонким светлым волосам Селию, которая висела на моей ноге, я воздержалась от уточнения – что именно стеклянное. Раньше тем же днем мне выпало вывести нашу дочь из заблуждения: она ожидала, что ее новый глаз сможет видеть.

– Е-ваа, – пропел ты, не в настроении ссориться, – полимер – последнее слово теех-ни-кии.

– Немецкий криолит – тоже.

– Меньше инфеек-циий, меньше шансов раз-биитть…

– Полимер – это лишь модное название пластика. Я ненавижу пластик. Материалы – это все. – Я закрыла прения.

– Ты посмотри-ка, – обратил ты внимание Кевина на экран, – Ричи слинял со свидания, а она оказалась красоткой.

Я не хотела портить вам веселье, но я только что вернулась после довольно мрачного занятия и не могла тут же начать жевать ваш визуальный фастфуд.

– Франклин, уже почти семь. Мы можем посмотреть новости? Пожалуйста.

– Скукотища! – воскликнул ты.

– Нет, в последнее время не скучно. – Моника-гейт[250] продолжал разворачиваться – медленно и сладострастно. – В последнее время даже непристойно. Кевин? – вежливо повернулась я к нашему сыну, – ты не будешь очень против, если после этой серии мы переключимся на новости?

Кевин развалился в большом кресле, полузакрыв глаза.

– Все равно.

Ты подпел финальной мелодии: «Понедельник, вторник, счастливые дни!», а я опустилась на колени, чтобы вытащить белую замазку, прилипшую к волосам Селии. В семь часов я переключила телевизор на Джима Лерера. Это была главная тема программы. В кои-то веки нашему президенту придется держать ширинку на брюках застегнутой и уступить дорогу двум неприятным мальчишкам из своей страны, старшему из которых было тринадцать, младшему – всего лишь одиннадцать.

Тяжело опустившись на кожаный диван, я простонала:

– Неужели опять…