– Серьезно, Кев: кто-то из учеников в твоей школе когда-нибудь выглядит неуравновешенным? Кто-нибудь когда-нибудь говорит об оружии, или играет в жестокие игры, или смотрит жестокие фильмы? Ты думаешь, что-то подобное могло бы случиться в твоей школе? И есть ли у вас психологи, профессионалы, с которыми дети могут поговорить, если они несчастны?
В широком смысле ты, наверное, действительно хотел получить ответы на эти вопросы, но их настойчивость в стиле «заботливый папочка» производила впечатление своекорыстия. Кевин пристально посмотрел на тебя, прежде чем ответить. У детей есть чуткий радар, который распознает разницу между заинтересованным взрослым и взрослым, который очень старается казаться заинтересованным. Все те разы, когда я наклонялась к Кевину, забирая его из детского сада, и спрашивала, чем он занимался в тот день, он – даже в пятилетнем возрасте – понимал, что мне все равно.
– Все дети в моей школе неуравновешенны, папа, – сказал он. – Они играют только в жестокие компьютерные игры и смотрят только жестокие фильмы. К психологу ходят только для того, чтобы выйти из класса, и рассказывают ей всякую чушню. Что-нибудь еще?
– Извини, Франклин, – сказала я, усаживая Селию рядом с собой, – но я не понимаю, как еще большее количество задушевных бесед может затормозить то, что уже явно становится какой-то модой. Это распространяется как «Телепузики», только теперь вместо того, чтобы обязательно обзавестись резиновой куклой с телевизором в животе, каждому подростку непременно надо пострелять в школе. Обязательные к покупке аксессуары этого года – сотовый телефон «Звездные войны» и полуавтоматическая винтовка «Король Лев». Ах, да, и слезливая сопроводительная история про то, как его обижали или как его бросила хорошенькая мордашка.
– Прояви хоть немного эмпатии, – сказал ты. – Это проблемные дети. Им нужна помощь.
– Они еще и дети-
Вспоминая сейчас эту свою тираду, я не могу не заметить заключенный в ней скрытый урок: если случаи стрельбы в школе неизбежно станут чем-то избитым, то амбициозным подросткам, которые хотят попасть в новостные заголовки, лучше предпринимать попытки, пока еще есть такая возможность.
Всего через месяц с небольшим в Эдинборо, штат Пенсильвания, четырнадцатилетний Эндрю Вурст[254]
пообещал сделать выпускной бал в своем восьмом классе «незабываемым», и на следующий день он это сделал. В 10 часов вечера, во внутреннем дворе банкетного зала «Никс Плейс», где 240 выпускников средней школы танцевали под песнюКаждый из этих случаев отличался теми печальными уроками, которые можно было из него выжать. У Вурста была кличка Сатана, и это имело резонанс с шумихой по поводу того, что Люк Вудхэм из Перла был вовлечен в демонический культ. Вурст оказался фанатом Мэрилина Мэнсона – хеви-метал-вокалиста с андрогинной внешностью и криво подведенными глазами, который прыгал по сцене и всего лишь пытался заработать свой честный доллар на плохом вкусе подростков; средства массовой информации тут же осудили его за оказание дурного влияния. Сама же я испытывала неловкость за свой сарказм, если учесть предосторожности, предпринятые на выпускном балу Кевина в прошлом году. Что касается мотивации стрелка, она звучала как-то бесформенно: «Он ненавидел свою жизнь», – сказал один из его приятелей. «Он ненавидел мир. Он ненавидел школу. Единственное, что делало его счастливым – это когда девушка, которая ему нравилась, разговаривала с ним» – и как мы вынуждены заключить, беседы эти были нечастыми.