Школа Кевина действовала на основании этого предположения почти весь прошлый год, хотя сообщения о каждом новом случае стрельбы заставляли паранойю повышаться до очередного предела. Старшая школа Гладстона выглядела внешне задраенной, внутри в ней царила военная атмосфера; только вот согласно маккартизму допускалось, что враг находится внутри. Учителям предоставили списки признаков девиантного поведения, а на собраниях ученикам говорили о том, что они обязаны сообщать администрации о самых незначительных угрожающих фразах, даже если они «кажутся» шуткой. Сочинения перечитывались в поисках нездорового интереса к Гитлеру и нацизму, что превратило преподавание европейской истории двадцатого века в довольно трудную задачу. Таким же образом развилась сверхчувствительность ко всему сатанинскому, так что старшеклассника по имени Роберт Беллами, который был известен под кличкой Бобби Вельзевулыш, призвали к директору, чтобы он объяснил – и изменил – свое прозвище. Правил гнетущий буквализм, поэтому, когда какая-нибудь легковозбудимая старшеклассница кричала подруге по волейбольной команде, уронившей мяч, «Я тебя убью!», ее тут же тащили в кабинет школьного психолога и отстраняли от занятий до конца недели. Однако и в метафорическом смысле не было безопасных мест. Когда убежденный баптист в классе Кевина на уроке английского написал в стихотворении: «Сердце мое – пуля, мой снайпер – Господь», учительница немедленно пошла к директору, отказавшись проводить занятия в классе до тех пор, пока мальчика из него не переведут. Даже начальная школа Селии стала фатально нетерпимой: мальчика из ее первого класса вышвырнули из школы на три дня, потому что он указал на учительницу куриной ножкой и сказал «пиф-паф!».
То же самое творилось по всей стране, если судить по неловким маленьким боковым подверсткам в «Нью-Йорк таймс». В Харрисбурге, штат Пенсильвания, четырнадцатилетняя девочка подверглась обыску с полным раздеванием –
Хотя обычно Кевин неохотно говорил о том, что происходит в школе, он из кожи вон лез, чтобы сообщить нам яркие подробности этой нарастающей истерии. Его репортажи достигали желаемого эффекта: ты все больше боялся
– Они упорно продолжают это делать, – заметил Кевин однажды, и в этом он оказался прозорлив, – но тем самым они лишь подают детям
То был вечер ближе к окончанию учебного года; для выпускников это балансирование на грани детства и взрослой жизни всегда имеет привкус чего-то апокалиптического, и может, именно потому преподавательский состав был весь на нервах и без помощи Кипа Кинкела. После своего обычного ужина – то есть грубо похватав еду прямо из холодильника – Кевин уселся в большое кресло в гостиной и сообщил об очередном эпизоде: сегодня всех учеников заперли в их классах на четыре урока, пока полиция обыскивала шкафчики и коридоры с собаками-ищейками.
– Что они искали, наркотики? – спросила я.
– Или
– Это из-за всей той чуши в Джонсборо и Спрингфилде, – сказал ты. – Очевидно же, что они искали оружие.