Нам нужно поговорить о Кевине

Что касается секса, то соответствие этого хвастливого «поматросил и бросил» действительности остается открытым вопросом. Если я утверждаю, что из нас двоих я «знаю» Кевина лучше, то я лишь имею в виду, что знаю его как непроницаемого и трудного для понимания человека. Я знаю, что не знаю его. Возможно, что он до сих пор девственник. Я уверена лишь в одном: если у него и был секс, то он был мрачным – коротким, пульсирующим, не снимая рубашки. (Если на то пошло, он мог практиковать содомию с Ленни Пью. Необъяснимым образом я легко могу это себе представить.) Поэтому Кевин даже мог принять во внимание твое строгое предупреждение о том, что, когда он почувствует готовность к сексу, он всегда должен пользоваться презервативом – пускай лишь потому, что скользкий резиновый аксессуар, полный млечной спермы, сделал бы его пустые сексуальные контакты гораздо более восхитительно грязными. Я прихожу к этому выводу из того, что слепота к красоте не обязательно означает слепоту к уродству, а к нему Кевин уже давно проявлял вкус. Могу предположить, что существует столько же тончайших оттенков пошлости, сколько и оттенков великолепия, так что уму, полному гнили, нельзя отказать в некоторой изощренности.

Было еще одно событие в конце девятого года учебы Кевина, по поводу которого я никогда тебя не беспокоила, но я упомяну о нем мимоходом – просто для полноты картины.

Ты наверняка помнишь, что в начале июня компьютеры в «КН» были заражены вирусом. Наши техники отследили его происхождение до электронного письма, которое очень умно было озаглавлено «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: распространяется новый смертельный вирус». Похоже, никого больше не заботили копии материалов на бумаге или тогдашних маленьких дискетах, так что с учетом того, что вирус атаковал также наш резервный диск, результаты были катастрофическими. Файл за фалом отказывал в доступе – либо файл больше не существовал, либо появлялся на экране, но состоял из квадратиков, закорючек и тильд. Четыре разных выпуска были отброшены по времени по меньшей мере на полгода назад, что вынудило множество наших самых преданных магазинов-партнеров, включая сетевые, разместить многочисленные заказы в The Rough Guide и The Lonely Planet, когда «КН» не смогли удовлетворить оживленный летний рынок свежими новинками. (У нас также не прибавилось друзей, поскольку вирус разослал сам себя по всем электронным адресам из клиентского списка.) Мы так до конца и не восстановили клиентуру, которую потеряли в тот период, поэтому тот факт, что я была вынуждена продать компанию в 2000 году меньше чем за половинную ее стоимость, которая была у нее двумя годами раньше, в некоторой степени является результатом этого заражения. А лично для меня данный случай еще больше усилил то ощущение осады, которое я испытывала в 1998 году.

Я не рассказала тебе об источнике этого вируса, потому что стыдилась. Нечего мне было шпионить, сказал бы ты. Мне следовало принять во внимание указание любого пособия для родителей о неприкосновенности комнаты ребенка. Если я пострадала от неприятных последствий, то сама была тому виной. Это самая старая и известная игра на свете, и самая любимая среди предателей по всему миру: когда родители суют нос куда не надо и обнаруживают там что-то уличающее их ребенка, дело тут же переворачивается и концентрируется на самом вынюхивании, чтобы отвлечь их от самой находки.

Я не знаю, что заставило меня туда войти. Я не поехала на работу, потому что мне нужно было везти Селию на очередной прием к окулисту для проверки адаптации к протезу. В комнате Кевина мало что могло привлечь внимание, хотя, возможно, именно это качество – ее загадочную пустоту – я и находила таким притягательным. Когда я приоткрыла дверь, то с силой ощутила, что меня не должно было там быть. Кевин был в школе, ты – на работе, Селия корпела над домашним заданием, которое, по идее, должно было занять у нее десять минут и которое, следовательно, займет добрых два часа, так что было мало шансов, что меня обнаружат. И все же дыхание и сердцебиение у меня участились. Это глупо, сказала я себе. Я нахожусь в своем собственном доме, и если меня прервут – что маловероятно, – я могу сказать, что проверяла, нет ли в комнате грязных тарелок.