Нам нужно поговорить о Кевине

Куда там, в такой-то комнате. Она была безупречна. Ты дразнил Кевина «старушкой» – таким он был чистюлей. Кровать была заправлена с армейской тщательностью. Мы предлагали ему покрывало с гоночными машинами или персонажами «Подземелий и драконов»[260], но он твердо предпочел бежевый цвет без рисунка. Стены были голыми – ни плакатов с Oasis или Spice Girls, ни ухмыляющегося Мэрилина Мэнсона. Полки были по большей части пусты: несколько учебников, единственный экземпляр «Робин Гуда»; многочисленные книги, которые мы дарили ему на Рождество и дни рождения, просто исчезали. У него был собственный телевизор и музыкальный центр, но единственной «музыкой», которую я слышала из его комнаты, был диск с чем-то вроде композиций Филипа Гласса[261], только это была последовательность сгенерированных компьютером фраз, которые повторялись в соответствии с определенным математическим уравнением; в данной музыке не было формы, не было взлетов и падений, и она приблизилась к белому шуму, который он включал по телевизору, если не смотрел метеорологический канал. Дисков, которые мы ему дарили, чтобы понять, что ему «нравится», тоже нигде не было видно. Несмотря на существование великолепных экранных заставок с прыгающими дельфинами или приближающимися космическими кораблями, на его мониторе были лишь разрозненные группы точек.

Выглядело ли все именно так и в его голове? Или эта комната тоже была чем-то вроде экранной заставки? Если добавить морской пейзаж над кроватью, комната стала бы выглядеть как незанятый номер в отеле. Ни одной фотографии у кровати, никаких памятных вещиц на столе – все поверхности были гладкими и пустыми. Я гораздо охотнее вошла бы в адскую дыру, в которой гремит хеви-метал, на стенах сверкают развороты из «Плейбоя», стоит вонь от грязных свитеров и валяются забытые год назад сэндвичи с тунцом. Такую непроходимую подростковую берлогу я могла понять, там я могла бы найти безопасные и доступные секреты вроде потертой упаковки презервативов под носками или пакетик марихуаны, засунутый в мысок дурно пахнущего кроссовка. Напротив, все секреты этой комнаты касались того, что я не найду – не найду следов своего сына. Оглядываясь по сторонам, я с беспокойством думала: он может быть кем угодно.

Однако я не купилась на самомнение этой комнаты по части того, что там нечего было прятать. Так что когда я заметила стопку дискет на полке над компьютером, я их просмотрела. Они были подписаны печатными буквами, его идеальным, без всякого характера почерком; названия были непонятными: «Нострадамус», «Я тебя люблю», «Д4-Х». Чувствуя себя хулиганкой, я выбрала одну дискету, сложила остальные в том же порядке, в котором их нашла, и выскользнула за дверь.

В кабинете я вставила дискету в свой компьютер. Я не узнала расширения файлов на дискете, но это не были обычные текстовые файлы, и это меня разочаровало. В надежде найти какой-нибудь личный дневник или ежедневник, я, наверное, желала не столько обнаружить точное содержимое его потаенных мыслей, сколько подтвердить для себя, что эти потаенные мысли у него по крайней мере есть. Не собираясь сдаваться так легко, я открыла Explorer и загрузила один из файлов; меня озадачило то, что на экране открылась программа Microsoft Outlook Express. В этот момент меня позвала сидевшая за обеденным столом Селия – ей нужна была помощь с домашним заданием. Меня не было примерно пятнадцать минут.

Когда я вернулась, компьютер был выключен. Он выключился сам, без команды, чего никогда не делал раньше. Я в замешательстве снова его включила, но он не выдавал ничего, кроме сообщений об ошибке, даже после того как я вытащила из него дискету.

Ты уже обо всем догадался. Я отвезла компьютер на работу на следующий день, чтобы мои специалисты разобрались, что с ним случилось, и обнаружила, что весь офис топчется на месте. Это было не то чтобы столпотворение; скорее, там царила атмосфера вечеринки, на которой закончилась выпивка. Редакторы бесцельно болтали друг с другом в своих отсеках. Никто не работал. Не могли. Не было ни одного функционирующего терминала. Позже я почти испытала облегчение, когда Джордж сообщил мне, что жесткий диск моего компьютера поврежден настолько сильно, что я могу покупать новый. Может быть, если уничтожить зараженный объект, то никто никогда не узнает, что вирус был разослан лично исполнительным директором компании.

Я была в ярости из-за того, что Кевин держит дома современный эквивалент домашнего скорпиона, и поэтому держала у себя дискету в качестве улики еще несколько дней, вместо того чтобы незаметно вернуть ее на полку. Но когда я немного остыла, то вынуждена была признать, что не Кевин лично стер файлы моей компании, и это фиаско случилось по моей вине. Поэтому однажды вечером я постучала в его комнату, получила разрешение войти и закрыла за собой дверь. Он сидел у стола. Экранная заставка мигала без всякой системы – точка там, точка тут.