Нам нужно поговорить о Кевине

– Что меня в самом деле убивает, – ответил Кевин, потягиваясь и цедя слова, – если вы простите меня за это выражение, – это вот что. Они разослали меморандум по проведению процедуры обыска учителям. Эта неудачница, преподавательница актерского мастерства Пагорски, оставила его на своем столе, и Ленни его видел. Я был впечатлен: не знал, что он умеет читать. В общем, пошли разговоры. Вся школа знала, что их ждет. Ученик, у которого в шкафчике лежал автомат, имел вполне достаточно времени, чтобы изменить столь неподходящее место хранения на другое.

– Кевин, а разве никто из твоих одноклассников не стал возражать против этого? – спросила я.

– Несколько девочек стали – через какое-то время, – беззаботно ответил он. – Никто не мог сходить попи́сать, понимаешь. Факт, – Кевин выдавил из себя хриплый смешок, – что эта Уланова с лошадиным лицом обмочилась.

– А администрацию школы заставило встревожиться что-то конкретное? Или они просто подумали: о, сегодня среда, почему бы не поиграть с собаками-ищейками?

– Может быть, анонимная наводка. У них сейчас есть телефонная горячая линия, так что можно настучать на друзей. За четверть доллара я бы в любой день мог пропустить урок естествознания.

– Анонимная наводка от кого? – спросила я.

– Алло-о. Если бы я сказал, от кого, она бы уже не была анонимной, так ведь?

– Ну и нашли они хоть что-нибудь после всего этого?

– Конечно, нашли, – прожурчал Кевин. – Чертову уйму не сданных вовремя библиотечных книг. Забытую картошку фри, которая уже начала вонять. Одно смачное, злое стихотворение завело их на какое-то время, пока не выяснилось, что это текст песни группы Big Black[258]: «Это Джордан, мы делаем что хотим…» А, и еще кое-что. Список.

– Что за список?

– Ну, не «список любимых песен». Другого рода. Список потенциальных жертв. Знаете, такой, где вверху большими буквами написано: ОНИ ВСЕ ЗАСЛУЖИЛИ СМЕРТЬ.

– Господи! – ты выпрямился в кресле. – В наши дни это не смешно.

– Неееет, они не сочли это смешным.

– Надеюсь, они собираются как следует поговорить с тем учеником, – сказал ты.

– О-о, я думаю, они сделают кое-что получше, чем просто «поговорят».

– Ну и кто же это был? – спросила я. – Где они нашли список?

– В его шкафчике. И вот что забавно. Парень, про которого ни за что такое не подумаешь. Супериспашка.

– Кев, – резко сказал ты, – я ведь предупреждал, чтобы ты не использовал подобные слова.

– Извините. Я хотел сказать, синьор Эспиноза. Кажется, его просто разрывает от этнической враждебности и подспудного негодования от лица представителей латиноамериканских народов.

– Погоди-ка, – сказала я. – Это он выиграл какой-то большой школьный приз в прошлом году?

– Не могу сказать, что помню, – ответил Кевин небрежно. – Но отстранение от занятий здорово подпортит его анкету. Разве не обидно? Боже, а ты думаешь, что знаешь людей.

– Если все знали, что будет обыск, – спросила я, – то почему этот Эспиноза не убрал заранее свой список с уликами из шкафчика?

– Не знаю, – ответил Кевин. – Любитель, наверное.

Я постучала пальцами по журнальному столику.

– А эти шкафчики… Те, которые были в мое время, имели в верхней части щель. Для вентиляции. В ваших такие есть?

– Конечно, – ответил он, – выходя из комнаты. – Чтобы картошка фри лучше хранилась.

Потенциального отличника отстранили от занятий; Грир Уланову вынудили обмочиться. Наказывали поэтов, вспыльчивых спортсменов, странно одетых учеников. Подозреваемым стал любой ученик, имеющий что-то, что могло наложить на него отпечаток «изгоя» – вызывающую кличку, буйное воображение или не особо роскошное социальное портфолио. Насколько я могла судить, это была Война с Чудиками.