Нанкин-род

– Проходите, – сказал привратник, взглянув на покрытые иероглифами дощечки.

Молодые люди вошли во двор и, пройдя несколько шагов по дорожке, ведущей к фабричным корпусам, тихо засмеялись.

– Итак, Юн, первый шаг сделан, – сказал тот, который был ниже ростом.

– Пословица говорит, Чен, что и самое длинное путешествие начинается с одного шага, – весело ответил Юн.

У первого корпуса кричала и волновалась большая толпа. Тут были женщины, дети и даже младенцы, проснувшиеся от шума и помогавшие взрослым своими криками.

Похожий на скелет китаец кричал, размахивая руками:

– Они считают нас хуже собак! На прошлой неделе они сбавили нам две копейки, а теперь совсем выкидывают вон!

– А зачем им мы, когда они могут поставить на наше место женщин и детей?

– До тех пор, пока мы будем молчать, нам не вылезти из грязи.

– Нужно бросить работу… пусть стоят машины… послушаем, что они скажут тогда!..

– Хорошие слова! – толкнул Юн в бок Чена. – Наш народ начинает разговаривать по-настоящему.

– Тише, тише, – заволновалась толпа, – надсмотрщики!

Кучка людей в желтых куртках с черными круглыми палками в руках подходила к рабочим.

– Чего остановились? Цула!..[6] – закричали надсмотрщики. Толпа не трогалась с места.

– Не пойдем, дайте нам управляющего.

– Зачем вам управляющий?

– Мы желаем знать, кого сегодня уволили.

– Много уволили, – оскалил зубы старший надсмотрщик-японец. – Пятьсот человек… всех мужчин долой.

Тихий ропот пополз по толпе. Несколько человек отделились, пробираясь к дверям фабрики.

– Расходись! – кричали надсмотрщики, размахивая палками. Часть толпы прорвалась к двери, и от станка к станку, от машины к машине молнией пронеслось боевое:

– Кончай работу!

Люди, бросив машины, продолжавшие бессмысленно стучать и суетиться, не пугаясь палок, выходили во двор.

– Товарищи! – зазвенел молодой голос.

Толпа подняла голову. На пожарной лестнице, вившейся по стене, стоял Чен.

– Чен… Чен… – радостно ахнула толпа, – наш Чен!..

– Вы все меня знаете, товарищи, – начал Чен, – и я вас знаю всех! У нас одинаковые глаза, одинаковые руки, одинаковые спины. Наши хозяева думают, что в Китае много голодных кули и, когда их прогонят с фабрик, то они будут отсылать на съедение машинам своих жен и детей. Хозяева ошибаются. Да, в Китае много голодных кули, но эти кули взялись за ум. Эти кули за свой труд желают получить человеческую жизнь. Мы желаем иметь отдых… Мы требуем, чтобы к нам относились, как к людям. Сегодня администрация уволила пятьсот старых рабочих; мы требуем, чтобы их приняли обратно. До тех пор, пока это не будет сделано, мы сами не станем на работу и не пустим на завод других! Нам нечего бояться наказаний, нам нечего пугаться голода. Голод – наш старый знакомый. Подтянем потуже животы, но не сдадимся. Кроме того, у нас есть друзья… Революционное студенчество вместе с нами… Сейчас представитель студенческого союза сам скажет вам то, что поручили ему передать его товарищи…

Надсмотрщики давно хотели пробраться к лестнице, но рабочие не пускали их.

На лестнице появился Юн.

– Я не буду много говорить. Хозяйские собаки кидаются, как бешеные, желая схватить нас зубами. Напрасно! Народ проснулся, и его не усыпить палками!.. Одна китайская революция скинула богдыханов, другая – скинет капиталистов. Мы, студенты, с вами до конца! Мы будем делить с вами каждый кусок хлеба и каждый коппер. Мои товарищи просили меня передать, что мы сделаем все, чтобы ваша забастовка окончилась победой. Не бойтесь, и вы выиграете сражение!

Юн кончил вовремя. Отряд полиции бежал от ворот к корпусу.

– Товарищи, забастовка объявлена! – крикнул Чен. – Завтра представители союза предъявят требования хозяевам. А теперь расходись!

Толпа двинулась с места навстречу полицейским.

– Где большевики? – кричали полицейские, размахивая револьверами.

Лестница была пуста. Воспользовавшись движением толпы, Юн с Ченом бросились через машинное отделение к примыкающему к докам забору. Эта часть двора была пуста. Поднявшись на руках, беглецы перемахнули через забор.

Пробежав несколько шагов, они свернули в переулок, ведущий к Бродвею.

Когда они вышли на Бродвей, было уже совсем светло.

Отряды морской полиции вытаскивали из баров перепившихся матросов, грузя наиболее беспомощных в колясочки радующихся заработку лампацо. Матросы лежали трупами. Их головы беспомощно мотались из стороны в сторону. Некоторых тошнило.

За спиной беглецов послышался угрожающий, протяжный вой. Они обернулись.

Мимо них промчался длинный голубой автомобиль, над которым флагом развевались золотые волосы.

VII

Контора Ворда помещалась на Банде рядом с Гонконг-Шанхайским банком, чьи великолепные колонны поддерживали не только массивное здание банка, но и финансовое благополучие многих контор.

Банк возвышался гордым патриархом над всеми другими банками и конторами, переполнявшими набережную. Ва^, Ваnque, ВашМ^, Ваnсо – растекались золотые вывески по обеим сторонам финансового собора… Но это был только аккомпанемент, – первую скрипку играл банк, украшенный великолепными колоннами – многоногий, молчаливый хозяин Шанхая.