— Всяко может быть, отче, я рассказываю только про то, что известно мне. Погоня их закончилась в Итьене. Мелкий городишко в живописной западной долине, из которой только один выход. Именно там оказался сир Фредеборд, загнанный своим неумолимым преследователем. И дальше пути у него не было — как рак, угодивший в рачницу, он не имел теперь другого выхода. И барон Отенский мог в полной мере насладиться своей затянувшейся местью. Наша сотня как раз стояла неподалеку от Итьена, святой отец, так что мы невольно оказались всему этому свидетелями. Вмешиваться мы не имели права, да и когда это чернь, пусть даже под графскими знаменами, лезла мирить двух рыцарей?.. Мы расположились поудобнее на подходящим пригорке, послали за парой бочонков рому и приготовились наблюдать за дальнейшим. Сир Фредеборд устал и выглядел загнанным, как израненный охотниками волк. С ним не было ни обоза, ни свиты, ни челяди, ни кухни — он ел простые консервы, и доспехи его со всех сторон были покрыты ржавчиной — он уже несколько месяцев не мог их снимать. Но выглядел он сосредоточенным и спокойным, как будто не над его головой зависла скрежещущая сталью смерть. Несомненно, барон предпочел бы исполнить свою угрозу немедленно, до заката солнца. Он всегда отличался бурным нравом и долгая погоня не охладила его ненависти, напротив, распалила ее, подобно костру. И быть бы у его баронского сиятельства новому барабану, кабы не судьба. В долгом пути досталось и барону — почти разорившийся, забывший обо всем кроме мести, он много лет петлял лесами и степями, преследуя своего врага. Из многочисленной поначалу свиты осталась лишь пара верных оруженосцев. Кто погиб от болезней и дорожных невзгод, кто позорно бежал, бросив своего господина. Мало желающих служить одержимому без гроша в кармане. При всей своей горячности сир Рагномар здраво рассудил, что у него нет того численного преимущества, которое позволило бы обойтись с Фредебордом как с бешенным псом, казнив его без суда и следствия. Но это ему и не требовалось — он был уверен в своем превосходстве. Он послал к нему оруженосца с вызовом на бой здесь же на рассвете. И сир Фредеборд ничуть не смутился, принимая вызов. «Потанцевали всласть, — будто бы он ответил любимой присказкой отца, старого сира, — Теперь, стало быть, и платить пора». Ну а в том, что платить все же придется, не сомневалась ни одна душа в окрестностях Итьена, даже мы с ребятами. Сир Фредеборд никогда не отличался великой силой, не блистал на турнирах и врагов своих побеждал обыкновенно внезапностью, хитростью и маневром, сир Рагномар же был опытным рубакой и победителем многих прославленных мечей. Так что в скором исходе мы не сомневались, удивляясь только тому, как легко и спокойно принял беглец свою участь.
— Господь дарует спокойствие тому, чья душа чиста, — сказал отец Гидеон, — Но на счет сира Фредеборда я бы не был уверен. Говорят, он пошел в отца.
— Это уж наверняка, отче, — согласился Бальдульф, — Только был еще хитрее, чем старый разбойник. И я сразу подумал, что на уме у него, должно быть, что-то есть особенное. Когда солнце стало клониться к земле, сир Рагномар помолился, достал меч и приступил к упражнениям. Зрелище было что надо. В своей механизированной броне он был огромен, но двигался стремительно и мягко, точно как пантера. Его силы хватало чтобы выдирать из земли вековые деревья, обхватив их руками. Его меч в длину был с полтора моих роста и толщиной со столб, но сир Рагномар управлялся им легко, как тростинкой. Выставь против него всю нашу сотню с ружьями, лайтерами и скрептумами — накрыл бы он знатный пир для воронья, ни один бы на ногах не ушел. Настоящий рыцарь, что говорить… То ли дело сир Фредеборд. Доспех на нем был плохонький. Защита реактора подтекла, и от него отчаянно фонило, да и выдавал он едва ли половину мощности. Весь в ржавчине, грязи, даже герб — жук-носорог с золотыми колосьями — осыпался давно. Шлема на нем и вовсе не было, то ли потерял в бегстве, то ли заложил. Меч тоже неважный, ничуть не рыцарский, устаревшего образца. Словом, не рыцарь, а оборванец какой-то. А вместо всех приготовлений послал он в городской трактир за бутылочкой вина, лег на траву, да так и пролежал до самого рассвета, попивая.
— Чур я болею за него, — сказала я нечетко, обсасывая кость, — В нас есть что-то общее.
— Ты слушала эту историю уже не раз! — хмыкнул Бальдульф, — Что толку болеть?
— А святой отец не слышал. По крайней мере, в твоем изложении. Не отвлекайся.