Нападающий

Ледяные когти царапали мой позвоночник. Не говори этого, молча умоляла я. Пожалуйста, не говори этого.

— Я участвовал в гонке, — тихо сказал он. — Кое с кем из моей старой команды. Он был позади, но на полпути, когда мы проходили поворот, он намеренно врезался в меня. Моя машина перелетела через ограждение и врезалась в забор.

Тошнота вернулась с новой силой.

Я участвовал в гонках.

Признание с грохотом упало на пол и покатилось к моим ногам, словно граната. Мое прежнее облегчение взорвалось фрагментами образов: Ашер за рулем, две спортивные машины, мчащиеся по темным улицам с безрассудной самоотдачей, удар одной из них, врезавшейся в другую, как машина врезалась в мое такси полдесятилетия назад. Только на этот раз это был не несчастный случай; это было запланировано. Злонамеренно.

Осколки разлетелись еще дальше, запечатлев переворот автомобиля, перелетевшего через перила, и скрежет искореженного металла о капот.

Я зажмурилась.

— Я сделал это не ради острых ощущений. — Голос Ашера стал хриплым, превратив сентимент в оправдание, а не в объяснение.

Он рассказал мне о том, что «Холчестер» сделал с его любимой машиной, и как он противостоял им в «Разъяренном кабане». Он рассказал мне о гоночном предложении Боччи и о том, как он обещал, что они забудут прошлое, если победит Ашер.

Технически, я слышала, что он говорил. Часть меня даже понимала его рассуждения. Но настоящие слова отошли на второй план перед призрачным визгом шин и обещаниями из прошлого.

Я больше не буду участвовать в гонках. Обещаю.

Воспоминания о моей аварии смешались с аварией Ашера и нашей первой ночью в Японии. Они извивались и переворачивались, сверля мой мозг с беспощадной решимостью.

— Это был мой единственный шанс положить конец вражде с «Холчестером». — Голос Ашера звучал так, словно он доносился из-под воды. — Я не…

Оставшуюся часть его предложения затмила война, бушевавшая внутри меня.

Я знала, что у него есть опыт участия в гонках. Я знала, что он раньше разбивал машины. Я даже знала, что он участвовал в гонках прямо перед тем, как мы встретились, потому что он мне сказал, что участвовал. Это и привело к нашему разговору и его обещанию в Японии в первую очередь.

Но знание и ужас, который оно приносило, всегда казались абстрактными, как родитель, беспокоящийся о том, что кто-то похитит его ребенка, или серфер, беспокоящийся о нападении акулы. Угроза присутствовала, но ее не было, потому что я никогда не видела последствий.

Теперь у меня это получилось.

Ашеру повезло, что он избежал серьезных травм, но все могло бы легко пойти по-другому. Я могла бы сейчас быть в морге вместо больницы, и осознание того, что он сам поставил себя в такую ​​ситуацию, когда полностью осознавал опасность, заставило меня похолодеть.

— Ты обещал, что больше не будешь участвовать в гонках. — Слова выходили густыми и раздутыми, как будто я пыталась втиснуть все эмоции, накопившиеся за всю мою жизнь, в девять слов.

В наступившей тишине раздались громовые сигналы монитора.

Руки Ашера сжали простыни в кулаки, его лицо побледнело.

— Я знаю.

Это мягкое признание разрушило что-то глубоко внутри меня.

Я должна быть благодарна, что он жив… и я была. Сколько бы обещаний он ни нарушил, никогда не будет версии меня, которой было бы все равно, жив он или мертв.

Но я не могла смотреть на него, не представляя, что могло бы случиться, и я не могла представить, что могло бы случиться, не чувствуя себя плохо.

Это было больше, чем гонка или даже нарушенное обещание. Это было о том, кем был Ашер в своей сути. Он был хорошим человеком, и я любила его, но он также обладал чертой импульсивного безрассудства, граничащей с саморазрушением.

Если он уничтожит себя, он уничтожит меня, а когда-то давно я поклялась никогда больше не ставить себя в положение, в котором мужчина будет иметь надо мной такую ​​власть.

За исключением того, что я это сделала, и он это сделал, и это было на моей совести.

— Мне так жаль, Скарлетт. — Глаза Ашера были мрачными под флуоресцентными лампами. — Клянусь, я не хотел нарушать свое обещание. В последний раз, когда я видел Боччи, он вызвал меня на гонку, и я отказался. Сегодня… — Он сглотнул. — Мои эмоции взяли надо мной верх. Но это должен был быть… это последний раз. Я больше никогда не буду участвовать в гонках.

Мне так хотелось ему верить, что это причиняло мне боль, но он уже говорил то же самое однажды, и вот мы здесь.

Однако, это было не место и не время для этого разговора. Он был ранен, папарацци были с пеной у рта внизу, а наши друзья были прямо снаружи в холле. Плюс ко всему, я была истощена сегодняшними дикими перепадами эмоций. Я не могла ясно мыслить, и у меня не было пропускной способности, чтобы разобраться в своих запутанных мыслях.

— Я рада, что с тобой все в порядке, — сказала я. Тяжесть давила мне на грудь и перекрывала доступ кислорода. — Правда, я рада. Но я не могу… мне нужно… — Его лицо расплылось, когда тяжесть надавила сильнее.