Нападающий

— Мы оба знаем, что я не говорю о катастрофе. — Он вошел в студию, пресекая мою попытку вежливого, неформального разговора. Он предпочел свою левую ногу из-за растяжения лодыжки, но он прикрыл ее так изящно, что я бы не заметила, если бы не была так настроена на каждое его движение. — Нам следует поговорить.

Каждая молекула в воздухе ожила.

— О чем? — я замялась.

Я не была готова говорить. Если бы мы говорили, мне пришлось бы столкнуться с состоянием наших отношений, и я бы предпочла жить в отрицании.

Лимб был лучше ада.

Ашер остановился менее чем в двух футах.

— О нас.

Его грубый, резкий голос донесся до меня.

Как бы я ни была расстроена из-за того, что он нарушил свое обещание и подверг свою жизнь опасности, я не могла притворяться, что он мне безразличен.

Вот в чем была проблема.

Я слишком заботилась. Я слишком заботилась, а он не заботился достаточно, и я боялась, что мы никогда не преодолеем этот разрыв.

— Я скучаю по тебе, — тихо сказал он.

Слеза скатилась и обожгла мне щеку.

— Не надо.

— Это правда. — У Ашера перехватило дыхание. — Я не связался с тобой раньше, потому что знал, что тебе нужно пространство после того, что я тебе сказал, но я не могу оставаться вдали от тебя слишком долго. Даже неделя казалась адом. — Его глаза искали в моих глазах то, что я не была уверена, что смогу им дать. — Я знаю, что ты расстроена из-за меня. Я знаю, что я облажался. Но я имел это в виду, когда сказал, что это последний раз. Ты должна мне поверить.

Я сделала глубокий вдох в легкие. Он обжигал, как будто сам воздух был в огне.

— Я собираюсь задать тебе вопрос и хочу, чтобы ты был честен со мной. — Я не сводила с него глаз, а мое сердце колотилось с тошнотворной скоростью. — Представь, что ты можешь вернуться в ту ночь, только на этот раз Боччи не врежется в твою машину, и гонка закончится гладко. Зная это, ты все равно скажешь «да» гонке?

Доля секунды колебания Ашера сказала мне все, что мне нужно было знать.

Комната расплылась, когда мое сердце раскололось пополам. Боль просочилась сквозь трещину, просачиваясь в мои вены и застывая в холодную, жесткую ясность.

— Дело не в гонке и даже не в обещании. — Каждое слово царапало, словно ржавые гвозди по нежной плоти, когда они вырывались, но я заставила себя продолжить. — Дело в шаблоне. Дело в навязчивом выборе сделать что-то, что приводит к самоповреждению. Ты сказал, что гонка единственный способ уладить дела с «Холчестером», но как насчет всех случаев до этого? Ты уже разбивался раньше. Мы говорили об этом в Японии. Ты понимаешь опасность, и ты знаешь, как… — мой голос сорвался, — …ты знаешь, как это убьет меня, если с тобой что-нибудь случится.

Ашер не ответил, но его грудь участилась, словно он не мог набрать достаточно воздуха в легкие.

— Знаешь, что я почувствовала, когда впервые увидела новости? Был период, когда я была уверена, что ты мертв, и это разрывало меня на части. — Еще одна слеза скатилась по моей щеке. — Ты говоришь, что это был последний раз, но что произойдет, когда кто-то снова бросит тебе вызов или твои эмоции возьмут над тобой верх?

— Не будет. — В его ответе прозвучала нотка паники. — Гонка с Боччи действительно была последней. Я… — Он запнулся.

— Обещаешь? — закончила я с грустной улыбкой. — Если я чему-то и научилась, так это тому, что действия говорят громче слов. Я хочу верить тебе, Ашер. Я правда хочу. Потому что я… — Я люблю тебя. Слова вертелись на кончике моего языка, прежде чем я их проглотила. Они пролетели, как острые таблетки. — Я забочусь о тебе, и именно поэтому я не могу… не могу быть с тобой. — Осознание этого рвало меня жестокими когтями, заставляя спотыкаться и превращая мой голос в изломанную версию самой себя. — Я не могу стоять и смотреть, как ты самоуничтожаешься.

Я не могла заставить его измениться, да я и не хотела этого. Изменение должно было исходить от него, но, если бы я осталась, зная, что он все еще на пути саморазрушения, я бы молчаливо одобряла его действия.

Я слишком его любила, чтобы сделать это.

Ашер замер, как вкопанный. Он уставился на меня, его глаза были огненным ураганом эмоций, который обжигал каждый дюйм голой кожи.

— Ты расстаешься со мной? — Шок, боль в его голосе были такими резкими, что это почти уничтожило меня.

— Я… — Просто скажи это. Закончи то, что начала. — Я всегда буду заботиться о тебе, — повторила я. Я звучала как заезженная пластинка, но я была слишком измотана и истощена, чтобы выпрашивать новые обороты речи. — Но пока ты не проявишь такую ​​же заботу о себе, мы не сможем быть вместе. Это не… я… это невозможно.

Слезы лились теперь быстро и сильно. Я пыталась их вытереть, но их было слишком много, и мои усилия были тщетны.

Поэтому я позволила им молча упасть, хотя их освобождение нисколько не облегчило удушающее давление в моей груди.

Ашер не двигался. Он почти не дышал. Если бы не мельчайшая дрожь его мышц, я бы приняла его за статую, застывшую в недоумении.