Наперегонки со временем

Мы пытались послать туда инструкторов из разных мошавов и кибуцов; их, однако, быстро выжили оттуда. Мы попытались привязать эту бражку к какому-нибудь поселенческому движению и нарочно избрали для этой цели «Движение единоличных крестьян», но и тут ничего не вышло. Когда со временем хозяйство начало приносить большие убытки, мы вызвали Муку и разъяснили ему, что лучше закрыть эту «лавочку», пока не поздно.

Мука согласился с нами. Прошло еще некоторое время, и поселок опустел.

Однако, пустовал он недолго. В нем поселились милейшие ребята из «Гашомер Гацаир»: они энергично взялись за создание кибуца на этом месте, который стал одним из самых красивых и преуспевающих во всем округе.

В те дни мы частенько отправлялись ночью на охоту и охотились на холмах района Бейт-Нир — Бейт-Говрин — Лахиш — Гал-Он.

Во многих селах жаловались на барсуков, которые, дескать, истребляли молодые всходы. С другой стороны, поговаривали, что барсучье мясо — в высшей степени вкусное. Мы получили разрешение на охоту; более того, нас даже всячески поощряли охотиться на барсуков.

Таким образом среди работников округа сколотилась группа, куда входили также капитан Цвинджи и полковник Цвика Гурвиц из южного штаба. Мы сочетали военные объезды с охотой: выезжали на двух джипах, оборудованных рефлекторами, пулеметами, но брали с собой и охотничьи ружья. Сворачивали с шоссе, двигались по проселочным дорогам среди холмов, прочесывая местность рефлекторами. Изредка в лучах рефлекторов видны были и пугливые олени, но их мы не трогали. Если попадался барсук, то немедленно пускали в ход ружья.

Однажды ночью мы погнались за одним огромным барсуком. Погоня длилась с полчаса. Нам казалось, что он весь изрешечен дробью, но барсук словно обезумел и никак не давался. Цвинджи соскочил с джипа и понесся следом, чтобы не дать ему скрыться в нору. Спрыгнув с выступа скалы вниз, он упал и сломал себе ногу. Мы потащили в джип раненого Цвинджи и тушу Барсука, который под конец все-таки отдал богу душу. Цвинджи мы отвезли в больницу имени Каплана и оставили его там, а барсука увезли в Крепость Иоава, где Цвика Гурвиц с большим искусством его освежевал и разделил между нами.

Глава 24. ГУБЕРЫ

Спустя некоторое время после того как мы устроились в Ашкелоне, Шейла сообщила мне, что Ривка и Мордехай Губеры просят, чтобы я их принял.

Хоть и поверхностно, но я знал Губеров и догадывался, что их привело ко мне.

Это была единственная в своем роде чета: халуцианское семейство из России, словно сошедшее со страниц легенды. Еще в двадцатые годы они были среди основателей Кфар-Билу неподалеку от Реховота. В них, однако, жил беспокойный и неистребимый халуцианский дух, который и заставил их перейти на новое место. Они присоединились к основателям Кфар-Варбурга. Там Губеры построили свой дом и растили детей: чудных двух сыновей Эфраима и Цвику и не менее чудную дочь Хаеле. Но и здесь они не почивали на лаврах.

В дни Второй мировой войны Ривка, которой тогда уже было под сорок, надела воинскую форму и вместе со всеми добровольцами еврейскими, служившими в британской армии, вступила в Ай-Ти-Эс. Через два года ее сменил старший сын, которому уже исполнилось шестнадцать лет. Вскоре началась война за Независимость. Один за другим в боях с египетскими войсками, напавшими на Израиль, погибли оба сына.

Справившись с горем, Ривка посвятила долгие годы собиранию и изданию литературных произведений своих талантливых сыновей. Бен-Гурион очень ее любил. Он видел в ней образ настоящей израильской матери.

Мордехай посвятил себя устройству новых иммигрантов. Он нашел широкое поле деятельности в создании более двадцати поселений для олим в районе Беер-Тувии. Эти поселения были одними из самых трудных в стране.

Иммигранты, в большинстве своем выходцы из Курдистана и Ирака, доставляли массу хлопот. Они были на редкость упрямые и злые. Скромный и низкорослый Мордехай, щуплый и тщедушный на вид, возглавил персонал «поселков», которые, казалось, вот-вот распадутся: не проходило дня без забастовок, драк, галдежа и всевозможных жалоб.

Внешность Мордехая была обманчива: на первый взгляд казалось, что перед тобой типичный учитель еще «старых добрых времен». Реденькие волосы, высокий лоб, бездонные голубые глаза, тонкий нос. Для завершения картины не хватало только пенсне.

Однако, присмотревшись получше, вы видели его в совершенно ином свете. Кожа на его маленьком лице не просто загорела; долгие годы труда на солнце и ветру словно выдубили ее, а морщины рассказывали повесть этих лет не менее красноречиво, чем клеймо на дереве.