Тон, каким были сказаны эти слова, мгновенно подействовал на Епанчина, и он, плюхнувшись на свою кровать, картинно, словно в отчаянии, закрыл лицо руками.
– Перестаньте ломать комедию! – чуть повысил голос Свиньин. – Давайте лучше поговорим, как офицер с офицером.
– Я готов вас выслушать, господин штабс-капитан, – сказал Епанчин, сбрасывая с лица маску отчаяния и надевая маску искреннего любопытства.
– Я знаю о вашей растрате казенных денег, которые вам необходимо вернуть в начале следующего месяца. Знаю и то, что вы до сих пор так и не нашли необходимой суммы. Вследствие этого у меня есть все основания подозревать вас не только в продаже штурманских карт, но и в организации диверсии на корабле, – все это штабс-капитан выпалил единым духом, глядя на мичмана. Он видел, как в ужасе расширяются по мере осознания сказанного глаза Епанчина.
– Куда вы дели труп Сандомирского? – сверля мичмана взглядом, спросил Свиньин.
– Я никого не убивал! – хрипло заверещал Епанчин. – Он сам поскользнулся и упал за борт в районе шлюпочной палубы по правому борту! Я так испугался, что не смог его спасти. Больше ничего плохого я не совершал… – Мичман обхватил голову руками и зарыдал горько и искренне, настолько, насколько он был способен.
После этого признания, штабс-капитан сразу же вызвал вестового и наказал передать командиру корабля, чтобы водолазы в поисках тела мичмана Сандомирского обследовали дно по правому борту.
– А где вы спрятали чемоданчик, который вам передал барон Монтфель? – привел Свиньин еще одну всесокрушающую улику, которую придерживал до поры до времени.
Епанчин испуганно замер, услышав этот вопрос, перестал всхлипывать и, отняв от лица руки, ненавидящим взглядом уставился на штабс-капитана.
– Ненавижу-у-у-у! – взвыл он по-волчьи. – Все вы в кадетке ненавидели меня, кроме Дмитрия, из-за того, что я был не такой, как вы все. У-у-у!..
– Я еще раз спрашиваю, где чемоданчик?
– Я все расскажу, только прошу тебя: уйди! Пусть допрашивает меня кто-нибудь другой, – устало и равнодушно прохрипел мичман, – я все расскажу…
Свиньин вызвал вестового и наказал ему пригласить в каюту Епанчина ротмистра Телегина.
– Вот, ротмистр, – устало объявил он, когда тот переступил порог каюты, – мичман Епанчин признался в том, что за деньги, по наущению немецкого шпиона барона Монтфеля, выкрал штурманские карты и, чтобы подозрение пало на другого, столкнул своего боевого товарища за борт. Правильно я рассказываю?
– Не совсем, – равнодушно ответил Епанчин, – я совсем не хотел никому причинять вред и предложил мичману Сандомирскому скопировать карту, но он наотрез отказался. Тогда я взял с него слово офицера, что он никому об этом не расскажет. Заподозрив неладное, Сандомирский решил проследить за мной и застал меня в тот момент, когда я доставал из тайника, который находился в спасательной шлюпке, чемоданчик с детонатором и часовым механизмом. Мне ничего не оставалось, как оглушить мичмана и сбросить его за борт. Вот теперь все! – удрученно вздохнул он и, растянувшись на кровати, демонстративно отвернулся к борту.
– Теперь Епанчин в полном вашем распоряжении, – удовлетворенно произнес Свиньин, – а я умываю руки.
– Благодарю вас, штабс-капитан! – воскликнул явно довольный результатом расследования ротмистр. – Теперь мы уж точно поймаем с поличным неуловимого барона.
– Бог в помощь, – пожелал на прощание Свиньин. – Честь имею!
Выйдя из маленькой и душной офицерской каюты, штабс-капитан полной грудью вдохнул свежий морской зюйд-вест, несущий с собой дух сосновых лесов острова Готланда, стараясь тем самым очиститься от чудовищной скверны, которой смердели тело и грешная душа предателя и убийцы и которой было пропитано все его корабельное жилье.
В это время водолазы вытащили из морской пучины невзрачное и потому еще более трагично выглядевшее в мокром кителе тело мичмана Сандомирского. Матросы торжественно, с христианскими почестями, положили его на башню носового орудия, словно на артиллерийский лафет.
«Кто бы мог знать, что Димка, мой кадетский друг, погибнет вот так трагически? – думал Свиньин, направляясь к башне, чтобы отдать ему последние почести. – Не во время морского боя или на минном поле, а на мирной стоянке. Но, несмотря ни на что, он погиб, как настоящий морской офицер на боевом посту, защищая своих товарищей от диверсии»…
И, словно в доказательство его слов, водолазы подняли на палубу небольшой чемоданчик, который благодаря бдительности мичмана Сандомирского, не убоявшегося предателя, так и не стал причиной взрыва всего корабля и гибели сотен его товарищей…
Глава VI
Петроград
Май 1915 года
1